Яйлагом суннитов назвали мне местность Бу? Численность суннитов по переписи 1921 г. установить нельзя. Как я выяснил, в этом суннитском углу Талыша и наречие имеет некоторое, правда небольшие (главным образом фонетические), отличия от обще-талышского языка, понимая под последним язык остального Талыша. Далее, я выяснил, что во многих суннитских селениях (мне называли определенно до десяти) имеются переселенцы (во 2-м и 3-м поколении) из Персии, преимущественно из прибрежной полосы,—округов Керганруда, Асалым также из Талышдолаба; эти переселенцы частью еще сохраняют особенности своего диалекта, частью уже смешались с остальным населением. Чем было вызвано их переселение и не являются ли остальные сунниты Астаринского округа такими же переселенцами из Персии, но только более древними, вопрос, требующий особого выяснения. Отмечу, что в Персидском Талыше имеются значительные суннитские групы; таковы селения Амбаран, Аминджан, Джеид, Мизран, Минавар, Куляш. В Пилечае сунниты живут смешанно с шиитами. В Наминском округе сельское население сунниты, в самом же г. Намине—шииты. Отмечу далее, что по данным Мельгунова большая часть Асалымского округа населена суннитами, в округе же Керганруд гилеки (гилянцы), которых он там находит, шииты, а талыши сунниты. Объясняются ли отмеченные особенности языка суннитов каким -нибудь этническим субстратом, т. е. не следует ли искать в талышах-суннитах посторонней этнической примеси? Этот вопрос требовал бы освещения, и мне кажется, должен быть поставлен в связь с происхождением и этимологией слова Талыш, с одной стороны, и с вопросом о происхождении суннитских групп, сохранившихся в прилегающих частях Персидского Талыша, с другой. В слове Талыш мы вероятнее всего имеем название какого-нибудь племени, древнейших обитателей этих мест. Акад. Марр высказывает предположение, что в термине Тал. Дал—сохраняется переживание племенного названия далеев (1)а11а), населения области, известной по походу Саргона. - С другой стороны, отметим, что прежние исследователи этих областей (Ходзько, в работе о Гиляне, Мельгунов), повидимому исходя из персидских исторических свидетельств видят в талышах турецкое племя, происходящее из Средней Азии, входившее в состав монгольских армий и получившее талышскую область как бы в ленное владение. Ходзько даже сообщает, что «гилянские талыши» говорят на восточно- турецком наречии, а население их деревень сохранило свое родное наречие, которое Ходзько считает одним из наиболее благозвучных наречий языка гилеки (очевидно Ходзько имеет ввиду язык собственно талышский).Мельгунов, как мы видели, противопоставляет в округе Керганруде талышей-суннитов—гилянцам-шиитам. Версия о появлении талышей лишь после монголов должна быть оставлена. Насколько мне помнится, уже у арабских географов-историков конца IX века (Якуби) есть упоминание о талыщах. Вероятнее всего, предположить, что захватившие талышский край турки (тюрки) составляли небольшую группу, объединенную родовым началом и возглавлявшуюся одним или несколькими предводителями (родоначальниками ханов талышинских), которая получила имя покоренного народа талышей*) и затем мало-по-малу частью смешалась с другими тюркскими племенами персидского Азербайджана, потеряв свое имя,—частью же растворилась в талышском народе и усвоила его язык, на котором говорит с легкими фонетическими особенностями,но сохранила свое суннитское вероисповедание, принесенное из Средней Азии. Нельзя ли поставить в связь с этим предположением о растворении в талышской среде тюркской племенной группы также и отмечаемое-некоторыми исследователями Талыша различие физического типа его обитателей,--более смуглого у обитателей низменности и лесов и несколько более светлого в горных и безлесных частях. И этот вопрос, как и предшествующий, мною здесь только ставится, но разрешить его, конечно, сможет лишь всестороннее изучение Талыша во всех его частях, на всем протяжении. Перехожу к "дережам". По собранным мною сведениям, это ничтожная племенная группа (всего семей 30), до последнего времени полукочевая,(зимовки свои имела в т. наз. Рвинском лесничестве, к западу от Ленкорана,у Миянху, приблизительно между сел. Гуйнагером и Гагероном, кочевки же- под Кыз-юрды. В последние годы дережи уже не делают регулярных перекочевок, а живут летом разбросанно в горах в районе селений Чайфуд, Сиов, Хамуат, Джони, Тули. Дережи—шииты, выходцы из персидского Талыша из местн. Лисар, округа Керганруд (Кергери), где до сих пор имеются их ханы (Рашид хан, Хусейн Али хан, Шир Али хан, Агаджан бег). Раньше дережей в наших пределах было больше и они отличались зажиточностью; теперь же это быстро исчезающий народец. Говорят они на талышском языке, но на особом наречии. Дережи диковаты, плохо знают счет деньгам; на кочевках живут в шалашах из веток, а не в крытых войлоком «алачихах», как остальные талыши—скотоводы; женщины дережей ловко лазают по деревьям и рубят сучья. Даже скот дережей отличается дикостью. Таковы собранные мною сведения. Розыскать дережей, ввиду их малочисленности и разбросанности, не было легко и лишь случайно в селении Боради, близ Хамуата (Хамарата) я встретил одного их представителя, который жил в батраках у одного сельчанина. Сделанные мною от него записи показали, что он говорит на особом наречии талышского языка, которое, впрочем, по его собственному заявлению, уже забывает. В суннитской части Астаринского района, близ селения Сарах, я встретил представителей т. наз. "чарожей". Они оказались тоже талышами -суннитами, выходцами из персидского Талышдолаба, такими же кочевниками, как и дережи; кишлаки их находятся в Тенгерудском районе яйлаки в горах выше Торади. По-тюркски они совсем не понимали. О них мне рассказывали, что у них свои обычаи (между прочим свадебные) но они это отрицали. Я записал несколько образцов их речи, которая оказалась талышским диалектом. Скажу в заключении несколько слов об истории изучения талышского языка и дам его краткую характеристику. Литература о талышском языке невелика. Талышских текстов издано всего лишь две сказки с русским переводом (в 20-м томе Сб. для опис. местн. и плем. Кавказа) да десятка полтора кратких песен (четверостиший) в «Specimens of the popular poetry of Persia»—Ходзько. если мы присоединим сюда маленький (в несколько строчек) талышский рассказ, который мы находим в "Caspia" Dorn’а {стр. 218), то перечень печатанных талышских текстов будет пожалуй исчерпан. Грамматических очерков языка существует на русском языке два, очень устарелых и совершенно неудовлетворительных: Березина,--в его «Recherches sur les dialectes persans» (1854 г.) и Риса в 3-м т. Зап. Кавк. Отд. Р.Г.А. в 1855 г. Известный академик Дорн, совершая свое научное путешествие по южному Прикаспию в 1860 г. в числе других прикаспийских языков занимался и талышским, во время своего пребывания в Ленкоране. Он добыл довольно значительный лингвистический материал,—именно перевод на талышский язык рассказов некоего муллы Абдуллы, талышские стихотворения муллы Исмаила и русско-талышский словарь, составленным Ибрагим беком; кроме того, по поручению Дорна в Ленкоране некий Козицкий переводил на талышский язык тексты, данные ему Дорном; совместно с Ибрагим беком «из Талыша» Дорн составил основы талышской грамматики. К сожалению весь этот материал не был разработан и опубликован и должен храниться в недрах Азиатского Музея Академии Наук. При составлении очерка прикаспийских наречий, в том числе талышского, для «Grundriss der iranischen Philologie», Geiger принужден был пользоваться только устарелыми работами Березина и Риса и очень немногими вышеуказанными текстами. Плохое качество работ его русских предшественников и крайняя скудость материалов, записанных большей частью арабскими буквами, не могли не отразиться в сильной степени и на очерки Гейгера. Охарактеризую вкратце работы по талышскому языку этих трех лиц.—Хотя Березин и утверждает, что изыскания его по иранским диалектам явились плодом личного изучения их, но по крайней мере из его очерка талышского языка этого вовсе не видно. Редкое талышское слово у Березина не искажено в такой сильной степени, что его трудно узнать; всякий, хоть несколько знакомый с этим наречием, никогда не сможет употреблять талышских слов в формах, противоречащих самым основным правилам талышской фонетики»—а между тем мы это именно сплошь да рядом встречаем в маленьком словаре, приложенном к работе Березина. Повидимому единственным литературным источником, которым он пользовался, послужили те 15 талышских стихотворений, какиее были записаны Ходзько и притом арабскими буквами. Песенки же эти представляют любопытную смесь форм ново-персидского литературного языка с талышскими и являются поэтому весьма сомнительным материалом для грамматики. Самые важные основы грамматики у Березина совершенно неразработаны, и грамматические формы искажены до неузнаваемости. Особенно же много искажений мы находим при изложении талышского глагола, которого Березин совершенно не понял.—Очерк талышской грамматики Риса тоже очень неполон; глагол у него разработан чрезвычайно поверхностно; многих времен мы совсем не находим, другие же перепутаны. Но в работе Риса мы не находим все же стольких искажений прямого фантазирования, как у Березина. Рис, к своему счастью, не был знаком с трудом Березина, вышедшим годом раньше: он пользовался, между прочим, рукописью, составленной для Ханыкова одним ленкоранским муллою Али Экбер Захидом, заключавшей в себе словарь и несколько неточных повестей и сказок с персидским переводом. Перехожу к Гейгеру. Кроме упомянутых мною работ он пользовался извлечениями из рукописи, № 932, Петербургской университетской библиотеки, заключавшей талышский словарь и тексты,—возможно тою же, что и Рис.—Гейгер, насколько ему позволяли материалы, не основанные на научной фонетической записи, разработал довольно подробно талышскую фонетику и учение о флексиях, поставив талышский язык в связь с другими иранскими прикаспийскими наречиями (гилеки, мазандерани, тат, семнани), но даже из очерка Гейгера можно усмотреть, что талышский язык часто занимает особое положение, роднящее его с западно-иранскими (курдскими) наречиями, между тем, как фонетические и морфологические особенности неоднократно объединяют гилеки и мазандерани. В морфологии у Гейгера множество ошибок, особенно там, где он пользуется Березиным. В описании глагольных форм Гейгер недалеко ушел от своих предшественников и можно сказать, что этот отдел у него почти не разработан; мы также не находим у него сколько нибудь полных парадигм спряжения, какие приведены для мазандерани и гилеки. Таково состояние изучения талышского языка в данный момент. Постараюсь на основании собранного мною материала и, разумеется, в виде предварительного пока изложения,-- охарактеризовать талышский язык с грамматической стороны. Его лишь весьма условно можно назвать наречием ново-персидского языка. Лучше называть его более общим термином иранского наречия, так как и в вокализме н в консонантизме,особенно же в образовании глагольных форм он весьма отличается от современного (ново-персидского) языка и сохраняет немало архаических и своеобразных черт. В вокализме следует отметить характерную неустойчивость кратких гласных («ы», «е», «i», звук, соответствующи; франц. «eu»), не всегда различимых в произношении, особенное суннитских селениях южной части Ленкоранского уезда. Долгому персидскому «а» в талышском соответствует «о»; долгому «у»—звук выражаемый французским ”u»; долгое «i» и краткое «а» сохранилось; краткие персидские «i», «е», «у» переходят в талышском языке чаще всего в «ы» (широкое «i»). Есть случаи сохранения «яйе маджхуль». В консонантизме любопытно по-видимому полное отсутствие звука «ф», встречающегося лишь в словам заимствованных или в исходе слов. После «п», «т» и «к» слышится придыхание более или менее сильное. «Ш» и «с» иногда заменяют друг друга. Начальное «в» (персидское «б» и «г») сохранилась во многих словах - и в глагольной приставке «вi» (персид. «го»). Звук «ж» (из авест. «j» и из иранского «ч») сохранился хорошо, отчасти так же как иранское «з» (персид.«д») и «с» (персид. «h»). Начальное «х», «хв» ослабляется; в «h»; «р» «д» в конце слова отпадают; «д» между гласными выбрасывается; в середине слова не терпится «р». которое сохраняется лишь в сочетании «ар». Конечное «б» переходит в «в», и «ф»; и «х»и «ф» перед «т» выпадают. Скопления гласных талышский язык избегает, допуская, главным образом, лишь группы согласных с плавными и носовыми. Благодаря отмеченные фонетическим особенностям, склонности к стяжению слов, отсутствию скопления согласных—талышские слова отличаются краткостью и благозвучием. Из грамматических форм отмечу абсолютное отсутствие персидского изафета; определяющее всегда предшествует определяемому, а прилагательное существительному, причем прилагательное принимает окончание «а». Остатки падежных флексий сохранились в суффиксе «i»casus obliquus) и «о». Падежи образуются с помощью предлогов «чы», «ба», «бо», «ды» н послелогов «ку», «ада»; своеобразно образование сравнительной степени использованием слова «са» (голова), В образовании числительных порядковых наряду с иранским суффиксом проник и тюркский мiнджi). Сохранилось в именит. падеже личное местоимение 1-го лица - «аз»,—сближающее талышскии язык с авестийским. Талышские глаголы в большинстве случаев образуют времена или от неопредел. наклонение или от основы, получаемой отбрасыванием, окончания неопредел, наклонения—«е», или, наконец, от причастия прошел, времени на «а». Лишь в очень немногих глаголах можно предположить другую основу, остатки древнего образования настоящ. времени. Основа прошед. времени почти вытеснила основу настоящего времени.—Отлично от ново-персидского языка образуется принудительный залог. При спряжении различаются глаголы с переходным значением от глаголов непереходных; в прошедшеем времени - первые всегда конструируются страдательно (я сделал— мною сделано) чего мы не имеем в языках гилеки и мазендерани. Своеобразное образование настоящего и прошедшего несовершенного времени из неопредел. наклонения с послелогом «да" и глаг. суффиксами. По моим материалам, можно применительно к временам новоперсидского языка отметить в талышском языке еще следующие времена; прошедшее-настоящее, давно-прошедшее, аорист, два времени в условных предложениях при неосуществившемся условии, особые формы для optativ'a, для выражения намерения, долженствования,—наконец, форму герундива, в которой, б. м., можно усмотреть влияние тюркского языка,—две формы причастия. Далее следует отметить особенности отрицательного спряжения—свободу в постановке отрицания, или позади глагола, или впереди него, или же, наконец, между глагольной основой и суффиксами. Тюркское влияние можно отметить и в некоторых словообразовательных суффиксах. Особенность талышского языка составляет также довольно значительное количество совершенно оригинальных (и весьма употребительных) глаголов, каковых не имеется в современном персидском языке, и которые мне удастся отождествить вероятно лишь после детального сопоставления с глаголами других иранских наречий преимущественно западного Ирана. (Опубликовано в Известиях Общества Обследования и Изучения Азербайджана. Баку 1926, №1)
Комментариев нет:
Отправить комментарий