Фирдоуси: поэтическая прелюдия к иранской философии

Александр Дугин

В период правления поздних Бундов, когда Багдадсий халифат, по сути, представлял собой новую версию Иранской Империи с преобладающей шиитской доминантой, в Хорасане, в окрестности города Туса, в семье шиитов-семеричников (исмаилитов) родился величайший иранский поэт Хаким Абулькасим Мансур Хасан Фир­доуси (935-1020). Его роль в иранской культуре является настолько фундаментальной, что может быть сопоставлена разве что с Гомером в Древней Греции.

Главным эпохальным произведением Фирдоуси является грандиозная поэма «Шахнаме», написанная им в период с 976 по 1011 год. Сам Фирдоуси считал, что он лишь завершает труд, начатый другим иранским поэтом Дакики, но Дакики в «Шахнаме» принадлежит лишь незначительная часть (в основном пассажи, связанные с описанием эпо­хи Гииггаспа и Заратуштры).

Фактически «Шахнаме» представляет собой поэтико-прозаическое описание всего иранского историала от древнейших мифов До героического периода и документально зафиксированных эпох. Самое главное в поэме то, что она представляет собой завершенный и законченный взгляд иранца на свой народ и свою культуру, изложенный в парадигмальной версии, где все три основных уровня — миф, эпос и история конституируются в единую и стройную систему самосознания. «Шахнаме» — это сущность иранской идентичности, взятая во всем ее объеме.

Поэма разделена на три части и состоит из 50 глав, каждая из которых посвящена одному из 50 великих иранских царей.

Поэма Фирдоуси в первом разделе охватывает основы мироздания и первых людей, описанных в строгом соответствии с зороастрийской доктриной. В этом разделе изображены парадигмальные жесты «мифической эпохи» (dauraye asatirl). Он состоит из б глав от первочеловека и первоцаря Джамшида (Гайомарта) до Фаридуна (Траэтоны).

Далее следует легендарный период (dauraye pahlavanl) правления Кейянидов, к которому примыкает эпоха Ахеменидов и завоевания Александра Великого. Этот раздел имеет 16 глав. Он начинается с царя Манучехра из династии Пашдадидов и заканчивается парфянской эпохой.

С основателя династии Сасанидов начинается исторический раздел (dauraye tarlhl), доходящий до арабских завоеваний (описанных весьма фрагментарно). В нем 28 глав — от Ардашира I до последнего Сасанида Йездегерда III.

«Шахнаме» представляет собой в целом наиболее полное и цельное предание авестийской космогонии и сакральной истории (включая изложение более поздних периодов иранской истории) с точки зрения выявления основополагающей парадигмальной структуры иранской идентичности. Фирдоуси подчеркивает и связь между собой различных пластов иранского историала, и их диалектику, и семантику нисхождения великих идеалов и архетипов ко все более посредственным и мелким фигурам, среди которых переодически вспыхивают личности, возрождающие собой вечное аполлоническое Я иранского народа, иранского Dasein'a.

Связь истории с царями (у Фирдоуси их ровно 50) в иранской традиции не случайна. Мы видели, что сам иранский историал имеет своей мерой хварено, царское счастье, за обладание которым и ведется великая Световая Война, составляющая суть и мирового процесса, и миссии Ирана. Поэтому история царей это и есть единственно подлинная и осмысленная история, отражающая сущность взгляда иранца на самого себя и окружающий мир.

Важно, что этот иранский историал в наиболее развернутой и изысканной форме создан уже в исламскую эпоху. При этом уровень зрелости, мастерства и внутренней уверенности автора свиде­тельствует о том, что иранская идентичность не просто сохранялась в исламский период, но укреплялась, развивалась и полноценно жила. Памятник Фирдоуси — это момент живой непрерывной традиции, спокойно и уверенно заявляющей о себе в условиях религиозной культуры, которая, с учетом ее нетерпимости и догматичности, должна была бы исключать возможность такого спокойного и торжественного тона. Фирдоуси — иранец, абсолютно уверенный в самом себе и своей духовно-исторической природе. Для того чтобы отразить иранский историал в столь совершенной форме, необходимо было не просто сохранить преемственность с Сасанидами, но и культивировать иранскую сущность в течение последующих Беков уже под арабским владычеством. Вся поэма Фирдоуси дышит уверенностью в фундаментальной иранской истине, в иранском Логосе. «Шахнаме» представляет собой не далекий отголосок чего-то давно ушедшего, но живое переживание иранской сущности, возможное только в том случае, если оно основано на надежном и тщательно выверенном культурном фундаменте. Res Iranica к эпохе Фирдоуси не только не стерлась, но проступает с особой зрелостью, торжественностью и блеском.

Показательно также время создания этого произведения. Последний период правления Бундов возвел иранскую культуру в номинально арабском, но по сути давно уже персидском халифате на несокрушимый пьедестал. Поэтому Фирдоуси строит свое монументальное повествование на факте того, что и в его время — при всех оговорках — священной землей Ирана правит персидская верхушка. Арабское завоевание, хотя и не расшифрованное в «Шахнаме» в должной мере, представляет собой не что иное, как еще один эпизод нашествия «детей Тьмы» на Ираншахр, на этот раз племена Ахримана приходят не с Востока (Туран, кочевники) и не с Запада (Рум, римляне), а с Юга.

Завершается поэма Фирдоуси символичным заключением относительно наступления эры ислама: «Носителя веры — Омара пора/ Настала, нет трона — минбара пора».

Это очень важно: Фирдоуси рассматривает наступление исламской эпохи как смену времен царства (пора трона) на времена религиозной проповеди (пора минбара). Но царство живо, так как живы иранцы, носители воли к хварено, «дети Света».

Последним штрихом к миссии Фирдоуси является факт его семейной принадлежности к исмаилитской версии шиизма. В шиизме и особенно в исмаилизме иранская идентичность нашла свое пристанище после принудительной исламизации. Поэтому то обстоятельство, что создатель самой полной и законченной версии иранского историала был исмаилитом, само по себе является в высшей степени выразительным.

Если сравнивать Фирдоуси с Гомером, то можно напомнить идею Мартина Хайдеггера о том, что поэзия — и в первую очередь всликая поэзия, поэзия мифа — является предтечей возникновения философии. Так, Хайдеггер видел в Гомере провозвестника досократиков, а в Гёльдерлине — прелюдию к его собственной философии. С хронологической и особенно с типологической точку зрения, Фирдоуси можно считать поэтическим введением в иранскую философию, хотя он был и современником некоторых великих иранских мыслителей, а некоторые из них жили даже раньше него. В его великой поэме нет сложных философских или мистических построений — в отличие от более поздней суфийской поэзии. Но сама простота и ясность его стиля, равно как и его поэтического мировоззрения, уступающего право говорить самому мифу не пытаясь его рационализировать, доминация мифологической интуиции являются первичными и изначальными, предвосхищая и отчасти предопределяя дальнейшее становление более строгой иранской философии.

 

Из книги «Иранский Логос»