28.07.2018

ОН ГОВОРИЛ С БЕРЛИНСКИМ АКЦЕНТОМ...

Чудовищные злодеяния гитлеровцев на оккупированной территории Советского Союза взывали к отмщению. 18 июля 1941 года под лозунгом «Пусть земля горит под ногами захватчиков!». И.В. Сталин подписал директиву о начале партизанского движения в тылу врага. Сотрудники 4-го диверсионно-разведывательного управления во главе с генерал-лейтенантом П.А. Судоплатовым начали священную войну против карателей и имперских наместников на Украине. Они осуществили ряд дерзких операций, и около сотни высоких гитлеровских чинов понесли заслуженную кару. Их ликвидация бойцами отряда специального назначения «Победители» стала кошмаром для оккупационной администрации. Особо почетное место в строю народных мстителей занимает разведчик Николай Иванович Кузнецов. Его праведную миссию очень образно определил генерал Судоплатов: «Николай Кузнецов – скальпель в руках опытного хирурга для удаления фашистских наростов. А «хирург» этот – 4-е управление».
Николай Иванович Кузнецов родился 27 июля 1911 года в уральской деревушке Зырянка Камышловского уезда Пермской губернии, что в 225 километрах от Екатеринбурга. В школе Ника учился легко: имея редкостную память, за вечер способен был выучить наизусть столько стихотворений, сколько успевал прочесть. Мысли выражал четко, слов-паразитов не употреблял, никогда не сквернословил. Этим Ника был обязан строгим нравам своей старообрядческой семье и сотням прочитанных книг – времени для общения с героями романов Федора Достоевского и Джека Лондона он не жалел.
В 1924 году Николай Кузнецов, чтобы получить аттестат зрелости, перебрался в город Талица. Там и обнаружилось его лингвистическое дарование. Увидев в городской библиотеке книги иностранных классиков (были экспроприированы у местного владельца спиртового завода и выставлены на общее обозрение из-за богатых кожаных переплетов), он решил прочесть их в оригинале. Английский и французский языки освоил по самоучителю. Общаясь со школьной учительницей, выросшей в немецком кантоне Швейцарии, и с военнопленными немцами, осевшими в Талице после Первой мировой войны, легко овладел шестью диалектами немецкого языка.
Талантливый человек талантлив во всем: феномен уральского самородка не ограничился его уникальными способностями к языкам. Юный полиглот блестяще выступал в школьном театре. Ярким событием для всей округи стала сыгранная им роль комиссара Кошкина из известной пьесы Константина Тренева «Любовь Яровая». На сцене впервые обнажились базовые черты личности Кузнецова: способность мгновенно перевоплощаться, гипнотическое обаяние, азартность, решительность и готовность к самопожертвованию.
В 1926 году Кузнецов поступил в Талицкий лесной техникум, окончив его, приступил к работе лесничим в Земельном управлении города Кудымкар Коми-Пермяцкого национального округа. Его друзья несказанно удивились бы, узнав, что их Ника, член кружка любителей театра и политграмоты, призер лыжных и стрелковых соревнований, изучает труднейший коми-пермяцкий язык. Что, кстати, являлось характерной чертой Кузнецова: в нем своеобразно сочетались общительность и скрытность, граничащая с замкнутостью.
2 декабря 1930 года в Кудымкарском ЗАГСе Кузнецов зарегистрировал брак с медсестрой Еленой Чугаевой, но через три месяца супруги расстались. Еще один крутой поворот в жизни Николая случился, наполнив ее новым смыслом, после нападения «черных лесорубов». Жизнь ему спас табельный револьвер. Показания местным чекистам Николай давал на их родном – коми-пермяцком языке. И они не преминули пополнить свой запас агентов русским парнем, свободно владеющим их родной речью. Войдя в райотдел лесничим, Кузнецов вышел оттуда секретным сотрудником под кодовым именем Кулик.
В 1934 году Кузнецов переехал в Свердловск. Работая в КБ «Уралмаша», одновременно учился на вечернем отделении Уральского индустриального института. Под псевдонимами Ученый и Колонист по заданию областного управления НКВД изучал связи работавших на заводе немецких специалистов с военной разведкой Германии – Абвером.
Кстати, когда в ходе горбачевской перестройки были рассекречены данные о негласном сотрудничестве Кузнецова с органами госбезопасности, псевдоним Колонист сыграл злую шутку с некоторыми центральными СМИ. Кто-то из репортеров состряпал, а все остальные бездумно распространили «эксклюзив»: «Разведчик-то наш вовсе и не Кузнецов Николай Иванович, а Николас Иоаннович Шмидт, выходец из немецкой колонии в Саратовской области. Отсюда и фамилия Кузнецов («кузнец» по-немецки – «шмидт»), и свободное владение немецким языком, и псевдоним Колонист!»
Знать бы им, что исконно русскому мужику Кузнецову с его даром перевоплощения и знанием иностранных языков не составляло труда сойти хоть за мистера Смита, хоть за пана Ковальского, хоть за парижского Гавроша. Кроме немецкого, Николай свободно владел английским, польским, французским, коми-пермяцким языками и эсперанто. Изучая их, он впитал особенности национальной психологии и усвоил манеру поведения носителей языка. Вот уж поистине: сколько языков знаешь – столько раз ты человек!
В январе 1936 года Кузнецов уволился с «Уралмаша» и с тех пор нигде не работал, а только выполнял задания органов госбезопасности как спецагент или агент-маршрутник, то есть командируемый в любую точку СССР.
Между тем в истории страны начиналась кровавая полоса под названием «ежовщина»: полоса массовых репрессий, обескровившая все слои советского общества, в том числе и корпус чекистов. В жернова репрессий угодил и Кузнецов. При выполнении задания им по неопытности и горячности были допущены ошибки. Преступного умысла в его действиях не было и в помине, а между тем ему едва не вменили 58-ю расстрельную статью.
Несколько месяцев, пока шло следствие, Кузнецова содержали в подвале внутренней тюрьмы Свердловского управления НКВД. Там он прошел через такие испытания, от которых у него, 26-летнего здоровяка-уральца, наполовину выпали волосы на голове. По счастью, нашлись люди, сумевшие, рискуя собственной свободой, а то и жизнью, добиться его освобождения.
Лишь в последние годы XX века были обнародованы данные о том, как Кузнецов оказался в Москве. Вот что об этом рассказывает Рахман Леонид Федорович, один из руководителей советской контрразведки 1930-х годов:
– В середине 1938 года мне на Лубянку позвонил нарком НКВД в Коми АССР Журавлев Михаил Иванович и без долгих предисловий сказал: «Леонид Федорович, у меня на примете молодой, очень одаренный наш негласный сотрудник с поразительными лингвистическими способностями. Прекрасно владеет немецким языком. Я убежден, что его надо использовать в Центре, а здесь ему просто нечего делать…» Предложение меня заинтересовало. Я знал, что без серьезных оснований Журавлев никого рекомендовать не станет. А у нас в Москве в последние два года погибло много опытных, настоящих чекистов, и некоторые линии и объекты были оголены. «Присылай, – ответил я, – пусть позвонит мне домой». Несколько дней спустя мне на квартиру позвонил Кузнецов. Надо же было так случиться, что в тот момент у меня в гостях находился старый друг и коллега, только что вернувшийся из длительной командировки в Германию, где он работал на нелегальных позициях. «Товарищ Кузнецов, сейчас с вами будут говорить по-немецки», – сказал я и передал трубку другу. Через пять минут беседы, прикрыв микрофон рукой, мой друг, выпучив глаза, прошипел: «Что ты мне голову морочишь про какого-то Кузнецова? На том конце провода берлинец!» Я рассмеялся, взял трубку и пригласил Кузнецова в гости. Едва он переступил порог, мы с другом ахнули: ариец, истый ариец! Росту выше среднего, худощавый, стройный, с выправкой кадрового военного, блондин, нос прямой, глаза серо-голубые. В общем, типичный немецкий аристократ, а ведь всего-то уральский мужик! Сомнения отпали сами собой, и началось... Мне удалось убедить руководство в целесообразности оформить Кузнецова как особо засекреченного спецагента с выплатой ежемесячно ставки, равной окладу оперуполномоченного центрального аппарата НКВД. Кроме того, его надо было обустроить в Москве. С жильем в столице всегда было трудно, большинство кадровых сотрудников ютилось в коммуналках, отдельные квартиры предоставляли только начальствующему составу. Кузнецову с учетом той деятельности, которой ему предстояло заниматься (работать с немецкими дипломатами) выделили отдельную квартиру. Пришлось пожертвовать конспиративной квартирой в доме № 20 по улице Карла Маркса (ныне Старая Басманная). Придумали легенду: квартиросъемщик Шмидт Рудольф Вильгельмович – немец, родился в Саарбрюкене, в двухлетнем возрасте вывезен родителями в Россию, где вырос и выучился. На эту фамилию агенту выдали паспорт и свидетельство об освобождении от воинской службы по состоянию здоровья, чтобы не докучал военкомат. Теперь Руди Шмидт – инженер-испытатель авиационного завода с тремя кубарями в петлицах – старший лейтенант. Что касается профессионального обучения, то Колонист давно уже не был новичком в оперативных делах, да и мы, кадровые чекисты, передали ему необходимые навыки конспирации, вербовки и работы с агентурой, способы выведывания и т.д. При своей одаренности он эти премудрости постигал в одночасье, что называется, «стриг налету». К началу войны я и остальные его операторы пришли к общему мнению, что Кузнецов – профессионал высочайшей пробы, разведчик от Бога…
Чем увлекались иностранные дипломаты вообще и немецкие, в частности, в Первопрестольной конца 1930-х? Скупкой антиквариата, икон, ювелирных украшений, являвшихся фамильными реликвиями русской придворной знати. Секретари всех рангов всех посольств не считали для себя зазорными операции по продаже импортных часов и женского нижнего белья. Во внерабочее время дипломаты устремлялись в театры, на поиск красивых и уступчивых женщин. На начальном этапе в этих сферах и планировалось использовать Колониста, там предстояло ему искать встречи, завязывать знакомства.
Проплаченные НКВД репетиторы из Большого театра ставили Кузнецову литературное произношение, давали уроки хороших манер и обхождения с иностранными дипломатами и их женами. Не прошло и месяца, как он стал завсегдатаем антикварных и художественных салонов, театров, выставок и... ресторанов. Его видели с артистками в «Национале» и «Метрополе». Как-то вдруг все оказывались за столом с иностранными дипломатами. Неотразимый старший лейтенант блестяще произносил тосты, шампанское лилось рекой, языки развязывались, информация хлестала через край. За оргиями агент не забывал своего основного предназначения: добывание интересующей НКВД информации.
Когда Кузнецов полностью натурализовался в столичном бомонде и уже свободно ориентировался в мире его тайн и интересов, он по заданию своего оператора майора госбезопасности Василия Степановича Рясного сменил вектор поиска и зачастил в комиссионный магазин ювелирных изделий, что в Столешниковом переулке, где сотрудники дипмиссий, аккредитованные в Москве, совершали противозаконные сделки купли-продажи с москвичами. Усилия московского Управления НКВД были направлены на поиск в этой среде потенциальных источников информации.
За полгода до начала Великой Отечественной войны Кузнецова по линии внешней разведки готовили к работе за границей с нелегальных позиций, однако нападение Германии на СССР спутало все планы. Николай подал рапорт на имя руководства НКВД с просьбой «использовать его в активной борьбе против вторгшихся на нашу землю фашистских орд на фронте». Но начальник 4-го управления НКВД генерал-лейтенант П.А. Судоплатов решил, что Кузнецов с его безупречным немецким и арийской внешностью принесет большую пользу, находясь в гуще врага за линией фронта. И Кузнецова стали готовить к специальной миссии.
В штабе немецкой части, разгромленной в декабре 1941 года под Москвой, были обнаружены личные дела погибших офицеров, которых в Берлине еще не внесли в реестр безвозвратных потерь. Показали их Кузнецову и удача, его приметы совпали с приметами некоего Пауля Зиберта: рост, цвет волос и глаз, размер обуви, группа крови – все один в один! Но главное в другом: дела не содержали фотографий владельцев, и генерал Судоплатов дал «добро» на реинкарнацию Кузнецова в Зиберта.
Кузнецову предстояло вжиться в свою новую биографию, согласно которой он обер-лейтенант 230-го полка 76-й пехотной дивизии Зиберт Пауль Вильгельм, кавалер двух Железных крестов и медали «За зимний поход на Восток», в связи с ранением, полученным на Восточном фронте, до полного выздоровления является чрезвычайным уполномоченным хозяйственного командования (Виртшафтскоммандо) по использованию в интересах вермахта материальных ресурсов оккупированных областей СССР. Подобранная должность позволяла Кузнецову свободно перемещаться по занятой немцами территории, бывать, не вызывая подозрений, в различных учреждениях и иметь на руках денежные средства, большие, чем у обычного строевого офицера.
С помощью специалистов Главного разведывательного управления ГШ Красной армии Кузнецов до мельчайших подробностей изучил организацию и структуру германских вооруженных сил и их уставы; научился разбираться в наградах, знаках различия и званиях всех родов войск, полиции, подразделений СС. Чтобы Кузнецов вник в суть официальной субординации и неформальных взаимоотношений немецких военнослужащих и их нравов, его на три месяца определили в офицерский барак лагеря для немецких военнопленных № 27/1 в Красногорске. Позаботились и о расширении культурного горизонта «Зиберта»: организовали показ нашумевших в Германии довоенных кинокартин; выдали десяток романов, которыми зачитывалась молодежь Фатерлянда в 1930-х, ибо немецкую классику «Фауст», «Страдания молодого Вертера» И. Гете; «Разбойники», «Коварство и любовь» Ф. Шиллера; «Тристан и Изольда» Э. фон Оберга Кузнецов прочел в оригинале еще школьником.
Генералы НКВД и ветераны внешней разведки, которые по завершении спецподготовки экзаменовали Кузнецова-Зиберта, оценили «на пять» его навыки и способность выполнить задание любой сложности. В июле Николай Кузнецов под именем Грачев Николай Васильевич (псевдоним Пух) был зачислен в отряд специального назначения «Победители» под командованием капитана госбезопасности Д.Н. Медведева (кодовое имя Тимофей). Пуху предстояло работать по линии ликвидация имперских чиновников рейхскомиссариата Украины (РКУ).
25 августа 1942 года Кузнецов приземлился на парашюте в Сарненских лесах близ Ровно, который гитлеровцы сделали «столицей» оккупированной Украины, разместив там 246 учреждений, штабов и управлений центрального подчинения.
На первых порах пребывания в отряде Пух, помимо наездов в Ровно для ознакомления с зоной предстоящих боевых действий и приобретения связей среди военнослужащих гарнизона и рейхскомиссариата Украины, занимался поиском местонахождения сверхсекретного объекта – ставки Гитлера под кодовым названием «Вервольф» («Волк-оборотень»). Анализируя оперативную обстановку на занятой немцами территории, Кузнецов пришел к мысли, что объект находится не под Киевом, а вблизи Луцка или Винницы. Чтобы найти подтверждение своей гипотезе, он перелопатил местную прессу, издававшуюся под эгидой РКУ на украинском и немецком языках. В газете украинских националистов «Волынь» нашел статью, как в Виннице артисты Берлинской оперы провели концерт, который сам рейхсмаршал Герман Геринг облагородил своим присутствием. «Вблизи Волыни» вторило и другое издание – «Дойче Украинишецайтунг», извещавшее своих читателей, что постановку вагнеровской оперы «Тангейзер» в винницком театре почтил своим вниманием командующий вермахтом генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель.
«Что занесло всемирно известных артистов в украинское захолустье? – размышлял Кузнецов. – Стоп! Оперу обожает Гитлер... Нет, одной оперной версии недостаточно, чтобы делать окончательный выбор в пользу Винницы. Точку можно ставить, если она появится в более серьезном контексте…»
Появилась-таки! От «приятелей» из РКУ Пуху стало известно, что друг и любимец фюрера, он же верховный комиссар Украины Эрих Кох срочно убыл на несколько дней в Винницу. Туда же умчался, бросив все дела, еще один его «приятель» – штурмбанфюрер СС Ульрих фон Ортель. Накануне за рюмкой коньяка он обмолвился, что ему предстоит встреча с рейхсфюрером. Такое звание в Германии имел лишь один человек – Генрих Гиммлер, а он был тенью фюрера, значит…
Собранные факты и собственные выводы Пух доложил Тимофею и получил одобрение. Радистка отряда Валентина Осмолова отстучала на ключе шифровку в Центр. Реакция была мгновенной. 22 декабря 1942 года 10 наших бомбардировщиков дальней авиации в сопровождении усиленного эскорта истребителей нанесли бомбовый удар по «Вервольфу»…
Разведывательная информация, цена которой жизнь тысяч спасенных, собирается по крохам, и мимоходом брошенная фраза может стать предтечей мобилизации целых армий. Главное, правильно оценить услышанную фразу…
Кузнецову не удалось выполнить свою основную задачу – ликвидировать главу рейхскомиссариата Украины обергруппенфюрера СС Эриха Коха. Тот был недоступен. Находясь в его в кабинете (по легенде обер-лейтенант Зиберт обратился к верховному комиссару за разрешением жениться на «фольксдойче») Пух не имел ни малейшего шанса даже дотянуться до своего пистолета.
Одарив просителя высочайшим дозволением на брак, Кох в завершение аудиенции наставительно произнес: «Не забивайте себе голову тыловыми романами, обер-лейтенант. Поскорее возвращайтесь в свою часть. Она находится на участке фронта, где в ближайшее время начнется сражение, которое решит судьбу Германии, где Советы будут разбиты!»
По возвращении в отряд Кузнецов слово в слово передал Тимофею «пожелание» Коха. Шифровкой оно было доложено в Центр. Военная разведка установила, что часть, к которой был приписан убитый под Москвой Зиберт, находится в районе Курской дуги. Населенные пункты, расположенные вблизи дуги, значились и в сообщениях Джона Кернкросса из «Кембриджской пятерки», и других наших надежных источников как пункты генерального наступления вермахта, на которое Гитлер возлагал особые надежды.
Все данные, в том числе «пожелание Коха», были доложены Сталину. Подготовка к битве, переломившей ход войны, началась.
Фильм «Тегеран-43» о предотвращении покушения на «Большую тройку» – Черчилля, Рузвельта и Сталина – в СССР увидели более 53 миллионов человек, но правды о том, откуда поступил сигнал о готовящемся убийстве лидеров союзных держав, не узнал никто.
Геворк Андреевич Вартанян, разведчик-нелегал Герой Советского Союза, утверждал, что первая весть о подготовке теракта пришла на Лубянку из отряда специального назначения НКВД, действовавшего под Ровно, а информацию добыл Николай Кузнецов. Вартаняну верить можно, он один из активнейших участников событий, что разворачивались вокруг Тегеранской конференции. С его слов, было так.
В Ровно Кузнецов познакомился с штурмбанфюрером СС Ульрихом фон Ортелем. Привычными для разведчика приемами: показной открытостью, щедростью, умением слушать и настроиться на волну собеседника, наконец, знанием германской классической литературы, он покорил немца. А привязал его к себе бессрочными кредитами и французским коньяком (недосягаемая роскошь для Ровно). Коньяк Кузнецов использовал как «сыворотку истины»: молчун фон Ортель после третьей рюмки становился беспечно красноречивым. Однажды во хмелю он поведал, как Отто Скорцени выкрал из плена Бенито Муссолини. Да и вообще, Скорцени никогда не мелочится – охотится только на «крупную дичь». Вот и сейчас он, следуя приказу фюрера, готовит операцию «Длинный прыжок», которая покончит с «Большой тройкой» одним ударом. Задействован в операции и фон Ортель. По ее завершении он отдаст долги «другу Паулю», но не деньгами – персидскими коврами.
На Лубянке поняли, откуда «дровишки» – из Ирана–Тегерана, вестимо! Вскоре сигнал Кузнецова нашел подтверждение в информации от «Кембриджской пятерки» и других заслуживающих доверия источников. А «Длинный прыжок» усилиями внешней разведки и нашей контрразведки стал прыжком в никуда.
В ноябре 1942 года все от того же фон Ортеля Кузнецов раньше других получил информацию о разработке немцами «чудо-оружия» – самолета-снаряда. Действительно, с 13 июня 1944 года гитлеровцы стали регулярно обстреливать Лондон крылатыми снарядами Фау-1.
Наезжая в Ровно, Пух подбирал наиболее удобные места для покушения на высших должностных лиц рейхскомиссариата Украины, изучал время и маршрут их передвижения, распорядок дня, количество и состав охраны, пути отхода и т.д.
20 сентября 1943 года в 14.30 из здания РКУ вышел сухопарый генерал в сопровождении майора с красной папкой под мышкой. Не успели они пройти и десяти метров, как рядом притормозил «опель», из которого выпрыгнул обер-лейтенант с «вальтером» в руке. Хлопнули четыре выстрела. На залитой кровью мостовой примчавшиеся жандармы нашли два бездыханных тела и оброненный террористом бумажник.
Через три дня связные доставили в отряд «Дойче Украинишецайтунг». Пух, развернув газету, едва ли не впервые в своей жизни громко выругался – напечатанные там некрологи были посвящены имперскому советнику финансов на правах министра Гансу Гелю и его адъютанту майору Адольфу Винтеру. Вместо 1-го заместителя гауляйтера Украины генерала Пауля Даргеля, как это планировалось, был убит другой генерал. Проанализировав все обстоятельства, Пух успокоил себя – винить нужно череду роковых для Геля совпадений: его внешнее сходство с Даргелем, одно и то же время и маршрут движения, адъютанты в одном звании и одинаково красные папки под мышкой…
– В следующий раз, чтобы впросак не попасть, буду у гадов документы проверять! – в сердцах бросил Кузнецов.
Но для Центра результат был вполне приемлем. Во-первых, акт возмездия прошел безукоризненно, значит, план разработан верно. Во-вторых, генерал Гель в нацистской иерархии фигура большая, чем генерал Даргель. Наконец, «утерянный» бумажник для боевиков ОУН УПА содержал приговор, а для гестапо – руководство к действию. В бумажник было вложено письмо, якобы исходящее от верхушки украинских националистов, призывавшее боевиков после убийства Даргеля начать поход против «швабов, которые уже проиграли войну коммунякам-москалям». Удар был рассчитан точно. Гестапо, крайне настороженно относившееся к главарям националистов, готовым продаться любому, кто заплатит больше, заглотило наживку. Немцы провели зачистку Ровно и Луцка: за два дня арестованы и расстреляны около 200 видных оуновцев, в их числе члены так называемого всеукраинского гестапо – официальное название Украинской тайной полиции (УТП).
…Даргеля удалось поразить с третьей попытки 20 октября. Для верности Пух употребил противотанковую гранату, а не «вальтер». Взрывом в клочья разнесло четверых эсэсовцев сопровождения, генерал остался без ног, без должности и на самолете был транспортирован в берлинский госпиталь.
16 ноября 1943 года Пух прямо в здании Верховного суда расстрелял известного своей зоологической жестокостью главного палача Украины – верховного судью оберфюрера СС Альфреда Функа.
15 декабря 1943 года Кузнецов осуществил одну из самых дерзких операций советской разведки в годы Великой Отечественной войны: взял в плен главного карателя Украины, командующего войсками особого назначения генерал-майора фон Ильгена. Изъятые у него схемы немецких укрепрайонов на Западной Украине были бесценны – сохранена жизнь тысяч наступавших советских солдат и офицеров.
Через 10 дней, 26 декабря 1943 года Кузнецов Николай Иванович Указом Президиума Верховного Совета СССР «за образцовое выполнение специальных боевых заданий в тылу немецко-фашистских захватчиков и проявленные при этом отвагу и мужество» был удостоен высшей награды Родины – ордена Ленина.
8 марта 1944 года во Львове Кузнецов при содействии Яна Каминского и Ивана Белова, бойцов отряда «Победители», ликвидировал вице-губернатора Галиции Отто Бауэра и шефа губернской канцелярии Генриха Шнайдера. Вслед за этим обстановка в городе крайне осложнилась, и Кузнецов принял решение пробираться к линии фронта. По пути они зашли в село Борятино, где Пуха должна была ждать радистка Валентина Дроздова, которую туда с группой бойцов направил Тимофей. Они угодили в засаду и все погибли.
В ночь на 9 марта Николай Иванович со товарищи вошли в обусловленную хату, тут же туда ворвались боевики УПА. Сдаваться Кузнецов не собирался и выдернул чеку висящей у него на поясе противотанковой гранаты…
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года Н.И. Кузнецову присвоено (посмертно) звание Героя Советского Союза.

Игорь Атаманенко                    nvo.ng.ru

Комментариев нет:

Отправить комментарий