Загадки истории. О народе бёклийской степи.

При расшифровке и публикации древнетюркских рунических надписей, открытых в Монголии, внимание востоковедов привлек термин Bökli. В Большой надписи памятника в честь Кюль-Тегина Bökli упоминается дважды. В начале надписи, где рассказывается о смерти и похоронах двух первых тюркских каганов, в строке 4-й говорится: „[В качестве] плачущих и стонущих (т. е. для выражения соболезнования) [пришли] спереди, из [страны] солнечного восхода, народ степи Беклийской, [а также] табгач, тибетцы, авары и Рим, киргизы, уч-курыканы, отуз-татары, кытай и татабыйцы, столько народов, придя, стонали и плакали: столь знаменитые каганы были они».

В строке 8-й, в рассказе о том, как древние тюрки попали под владычество Китая, а тюркские каганы не только подчинились китайскому императору, но и приняли от него титулы, сказано: „Пятьдесят лет отдавали они [ему свои] труды и силы. Вперед [в страну] солнечного восхода они ходили войною вплоть до Бекли кагана, назад (т. е. на запад) они ходили войной вплоть до Темир-Капыга.. .». Таким образом, в тексте памятника упоминается о народе Бёклинской, или Беклийской, степи и о кагане Бёкли.

В. Радлов при первой же публикации памятника в честь Кюль-Тегина перевел этот термин, находящийся в строке 4-й, как ‘могущественный степной [народ]‘, а в строке 8-й выражение Bökli kаgаnkа — ‘до могущественного хана’. Радлов исходил тогда из предложенной им этимологии Bökli от слова bök в значении ‘сильный, могучий’. Но при своем четвертом переводе памятника он остановился на нижеследующем чтении. На строке 4-й он читал соответствующее место: ‘племена степи Bokli’, а на строке 8-й — ‘до Bokli кагана.’ При этом в словаре у него слово Bökli уже трактуется как имя собственное, a Bökli каган—-’(гора?)’. В. Томсен слова Bökli cölig il перевел как ‘могущественные народы (государства)’. При вторичном же издании он переводит это место ‘das ferne Bökli [?] volk’. Таким образом, сам термин Bökli остался для Томсена неясным.

В. Банг, занявшийся этимологией Bökli, нашел, что этим термином называлась не только гора, как предполагал Радлов, но и степь: „Под Bökli kagan, — говорит Банг, — очевидно, подразумевается расположенный к северу от Пекина мощный горный кряж, который обозначается на картах как Большой Хинган — Khingngan, или Yak alyn; alyn ‘гopы’; yak— ср. монг. yak — ‘сильный, крепкий’, маньчж. yak sembi ‘быть сильным, стремительным’, что соответствует монгольскому yeke— орхонск.-тюркск. bökli. В Bökli cöl я вижу ta-mo — ta-sa-ma — Гоби. Надо надеяться, что какой-нибудь синолог скажет нам, может ли гора называться по-китайски просто ta-san». Мнение Банга и Радлова о том, что Bökli является собственным географическим именем, поддержал П. Мелиоранский, который заявил: „Я принимаю вслед за В. В. Радловым Bökli cöl тоже за собственное имя, а именно за название степи, прилежащей к Бокли-каганскому горному хребту». Но П. М. Мелиоранский не согласился с этимологическими сопоставлениями Банга и заметил: „Однако оба эти географические названия пока темны и сближения Банга совершенно гадательны».

Таким образом, на первой стадии изучения орхонских текстов (к началу XX в.) вопрос о Bökli как термине, обозначающем название степи и глухого хребта, в общем был решен без особой дискуссии. Мнение В. Банга о том, что под Bökli kagan нужно подразумевать современный Большой Хинган, не было опровергнуто. Позднее, при более широком и углубленном изучении орхонских надписей, к рассмотрению термина Bökli обратился ряд ученых. Известный турецкий исследователь X. Н. Оркун находит, что Bökli нельзя считать именем собственным. Он предлагает bökli cöl lig el перевести как ‘народ, живущий в лесах, народ, живущий в степи’. Но при этом, конечно, становится непонятным, почему в перечне народов в Большой надписи Кюль-Тегина только один народ оказался названным просто ‘народом лесов и степи’, без географического или этнического имени. Напротив, А. Габэн рассматривает Bökli как наименование народа.

Наибольшее признание получило, пожалуй, значение Bökli как одно из наименований Кореи (Као-li). В тибетской рукописи № 1283, вывезенной экспедицией Пельо, Bökli выступает под названием Mug-lig и Ke’u-Ii. Страну Kao-li (также Kao-kou-li) Лю Мау-цай помещает „южнее провинции Liao-ning и севернее теперешней Кореи”. Но вместе с этим предложено отождествление Bökli с одним из племен теле (T’ie-le), упоминаемым в Суйской династийной истории фу-ли-ку (Fu-li-ku). Автор помещает племя Fu-li-ku (Bökli) в лесной области между верховьями рек, Шира-Мурена и Луан-Хо, т. е. в современном Северо-Восточном Китае.

Один из наиболее крупных тюркологов, ныне покойный С. Е. Малов при переиздании орхонских памятников поместил этот термин в словаре в следующем виде: „Bökli cöl(l)ig al—народ Бёклийской степи». Следовательно, можно считать, что толкование Bökli как имени собственного географического или этнического получило теперь общее признание. В связи с этим я позволю себе сообщить некоторые новые материалы, подтверждающие значение Bökli как имени собственного и отражающего древние этногенетические связи населения Саяно-Алтайского нагорья с югом. Напомню, что в надписи Кюль-Тегина говорится о „бёклийцах» (народе Бёклийской степи), прибывших на похороны кагана вместе с кыргызами, уч-курыканами, отуз-татарами и т. д. Изучая русские исторические документы XVII в., я встретил упоминание о „боклинцах», или „буклинцах», а также о „Буклинской землице», находившейся на правобережье Енисея в бассейне р. Тубы, которая в XVII в. именовалась р. Упсой. Зная по собственному исследовательскому опыту, что русские служилые люди XVII в. хорошо знали географические и этнические местные термины в Сибири и довольно точно их передавали в своих отписках и чертежах, я попытался собрать эти сведения о „Буклинской землице», о буклинцах, или, как они иногда называются в документах, „боклинцах», и получил следующие данные.

В 1617 г. в состав Русского государства была включена „Буклинская землица». Она находилась на Енисее. В челобитной томских казаков царю Михаилу Федоровичу сказано: „Во 125 году приискали мы, холопи твои, новую землицу на Енисее и били челом тебе, государю, в новую землицу на Енисее и Буклинскую волость князьку Базаяку, и твои государевы воеводы нас, холопей твоих, отпустили в новую землю. И мы, государь, холопи твои государевы, ходили по твой государев ясак, и ясак твой государев взяли и в Томский город принесли». В документе 1622 г. говорится о посылке служилых людей из Мелецкого острога Томского уезда в Киргизы и „в Буклу по ясак». Затем буклинцы упоминаются в документах второй половины 20-х гг. XVII в. как данники-киштымы енисейских кыргыз, причем они всегда перечисляются, наряду с тубинцами и моторцами, вместе или по соседству с которыми, видимо, они жили. Тубинцы в то время обитали в бассейне р. Упсы—Тубы (правого притока Енисея, южнее Красноярска). Моторцы жили также по Тубе, по р. Амылу (левый приток Тубы) и в верховьях р. Казыра. Следовательно, здесь же, в бассейне Тубы, т. е. на северных отрогах Западного Саянского хребта, кочевали, вероятно, и буклинцы.

Приведу другие выдержки из документов, в которых упоминаются буклинцы. В 1626 г. в Томск для переговоров приезжал кыргызский князец Отначка, по выражению документа, „из киргиз, тубинцев, моторцов, буклинцев». В том же году кыргызский посол в Тобольске заверял, что енисейские кыргызы будут верны присяге о подданстве русскому царю „и ясак по-прежнему платить будут и тубинцы, буклинцы, моторцы». Но вскоре поступило другое известие — что енисейские кыргызы хотят на русских идти войной, взяв с собой „тубинцев, моторцов и буклинцов».

В 1627 г. на р. Июс приехал из Томска П. Собанский к князьям енисейских кыргыз Ишею и Кочебаю, чтобы договориться с ними об установлении мирных отношений. Собанский предложил устроить наиболее представительное собрание и просил послать приглашение ко всем кыргызским князьям, а также „к тубинцам, и к моторам, и к буклинам». Это было осуществлено, и буклинцы с тубинцами и моторцами приехали. Вместе с моторцами их было, примерно, 400 чел. Буклинцы были тогда киштымами-данниками кыргыз. Кыргызские князья заявляли: „А буклинцы де природные холопи наши, князца Иджегея Икзарина». В 1630 г. в Красноярск приезжал „из буклинской землицы мужик Излек» с вестью о том, что посланные из Красноярска в Тубу, Саяны и другие землицы русские сборщики ясака побиты тубинским князцом Каяном.

В феврале—марте 1631 г. пятидесятник 3. Игнатьев ходил из Красноярска „на бохтинских и на яринских и на буклинских людей, которые побили государевых ясачных людей аринцов и ясты[н]цов». Русские служилые люди при этом шли из Красноярска вверх по Енисею девять дней. На девятый день они уже были „на реке Ерме, да на реке на Сисиме», т. е. в бассейне правых притоков Енисея, а именно -— рек Упсы—Тубы (так как речка Ирба, или Ерма, является правым притоком Тубы) и Сисима. Здесь-то они и встретились с „государевыми изменниками и непослушниками»—буклинцами и другими, которых было в „скопе болши полутораста человек». В цитируемом документе написание инте¬ресующего нас термина дается в двух вариантах: буклинцы и боклинцы.

В 1632 г. русские служилые люди, посланные из Томска, привели кыргызских князей к очередной „шерти» (т. е. к присяге) и получили от них обещание привести в русское подданство ряд „немирных землиц», а именно: „точи, саянов, моторцов, буклинцов и иные немирные землицы». Отсюда следует, что буклинцы, как и моторцы и тубинцы, в то время перестали вносить ясак. Это подтверждается и документом 1632—1633 гг., из которого узнаём, что томский воевода И. Татев сообщил посланцам. енисейских кыргыз о необходимости привести „под государеву высокую руку» тубинцев, моторцев и буклинцев. Но в Красноярской ясачной книге начала 30-х гг. XVII в. уже отмечено поступление ясака в 20 соболей с „Буклинской землицы», возглавлявшейся „лутчим мужиком» Коштаном. В документе 1634—1635 гг. говорится о том, что в 1634 г. кызыльцы, жившие в бассейне верхнего течения Чулыма, напали на Красноярский острог и увели в плен подгородных татар. Среди уведенных ими красноярских подгородных татар был буклинец Кошта (в другом документе — Кошканка), который в 1635 г. „вышел от тех кызыльцев». Он рассказал, что в плену у кызыльцев находится (буклинец) „Менбеско с женой и детьми». Названные в документе красноярскими подгородными татарами Кошта и Менбес были буклинцами. Это видно из того, что в ясачной книге Красноярского уезда за 1639 г. записана „волость Буклинская», в которой отмечено четыре плательщика ясака: Кошка, Менбес, Банбаш и „недоросль» Кумугашко, которые заплатили 18 соболей.

Буклинцы и их земля упоминаются в 1636 г. в числе ряда „ясачных землиц». В царской грамоте томским воеводам написано: „А которые де землицы Камашинская и Кашинская, Буклынская, Алылская, Берюская, Огунская ясак с себя давали, и теми всеми землицами завладели киргизы да тубинцы». Наконец в последний раз в известных нам исторических документах XVII в. буклинцы упоминаются в 1640—1641 гг. В ясачной книге Красноярского уезда за 1640 г. помечено, что „волость Буклинская» ушла „в киргизы». Однако в 1641 г. с буклинца по имени Пуга был взят ясак в Мелецкий острог. Дальнейшее изучение документов, возможно, позволит открыть еще новые сведения о буклинцах, однако уже из того, что здесь цитировалось, ясно, что названия „Буклинская землица» и „буклинцы» представляли собой в первой половине XVII в. наименование какой-то небольшой родоплеменной группы, жившей вместе или соседившей с тубинцами и моторцами. Буклинцы находились в контакте, видимо, и с тюркоязычными кызыльцами. Из одного документа, например, следует, что у некоего кызыльца жил пле¬мянник в Буклинской волости. Некоторых буклинцев, живших под Красноярском, кызыльцы уводили к себе во время набегов на Красноярский острог. Буклинцы несомненно входили в конгломерат данников енисейских кыргыз, включавший в себя мелкие кетоязычные, самодийскоязычные и тюркоязычные родоплеменные группы, обитавшие по правобережью Енисея, в частности в бассейне Упсы—Тубы. Длительная совместная жизнь этих этнических групп привела к их взаимному смешению и распространению среди них местного многоязычия, которое было окончательно преодолено победой тюркского языка только к началу XIX в.

Опираясь на материал русских исторических актов, можно предполагать, что ясачные буклинцы XVII в. являются далекими потомками народа Бёклийской степи, представители которого вместе с кыргызами, уч-курыканами и др. явились на похороны одного из первых тюркских каганов (во второй половине VI в.). Мне кажется, сомневаться в этом так же трудно, как и в том, что енисейские кыргызы XVII в. являются потомками кыргыз времени тюркского каганата, наименование которых упоминается в орхонских надписях в одном перечне с бёклийцами-буклинцами. Со временем буклинцы сделались киштымами енисейских кыргыз. Мы не знаем, когда это случилось — в период ли кыргызского великодержавия (IX—X вв.) или еще позднее. Но характерно, что князья енисейских кыргыз начала XVII в. считали буклинцев своими „природными холопями».

Труднее выяснить вопрос о том, являются ли буклинцы русских исторических источников XVII в. аборигенами бассейна Енисея или их предки были выходцами из Северной Кореи или степей, прилегающих к Большому Хингану, если согласиться с предложенной локализацией Bökli в древнетюркское время.

Мне уже приходилось высказать первоначальные соображения в пользу первой гипотезы . Однако теперь я склоняюсь к тому, что народ Бёклийской степи (или его отдельные группы) оказался на Енисее в результате этнических передвижений на запад и север, вызванных распространением господства киданей, позднее монголов Чингиз-хана. Известно, что некоторые, в частности кетоязычные группы, продвинулись в Минусинскую котловину именно с юга. Но как бы то ни было, предположение об этногенетической связи буклинцев XVII в. с древним народом Бёклийской степи, упоминаемым в орхонских надписях, вполне допустимо. То обстоятельство, что этногенетическая связь буклинцев XVII в. с их ранними историческими предками — „бёклийцами” древнетюркских надписей, отразившаяся в этнониме, сохранялась так долго, меня не смущает. Примеров столь длительной исторической преемственности в жизни тех или иных племен и народностей Саяно-Алтайского нагорья немало. Напомню наличие такой связи между древними тюркоязычными племенами теле, тюгю, уйгур и современными алтайцами, тувинцами, хакасами. Наименование конфедерации теле, или тогуз-огузов, сохранилось у современных алтайцев и тувинцев в назва¬ниях таких племенных и родовых групп, как: телес, телеут, теленгит, телек, а наименование тогуз-огузов—в названии сеока (рода) тогус у алтайцев.

Возьмем еще такие известные этнонимы древнетюркского периода, как тюргеш и уйгур. Мы найдем их у современных алтайцев в названии сеока тиргешь, а у современных тувинцев — в наименовании значительной группы населения — ондар-уйгур, или уйгур-ондар. Названия народов чик и аз, упоминаемых в орхонских текстах как народы, обитающие на верхнем Енисее, можно обнаружить в именах алтайских сеоков: тёрт-ас, байлагас, чигат и др. Можно указать еще на сохранение имени Дубо китайских хроник в самоназваниях современных тубаларов (северные алтайцы), тувинцев, тофаларов-карагасов. Напомним и другой хорошо известный исторический пример с енисейскими кыргызами. Последние жили на Енисее более тысячи лет, вплоть до XVIII в., и сохранили не только этноним, зафиксированный еще в орхонских надписях, но и ряд древних титулов, обычаев, верований в т, д. Енисейские кыргызы XVII в. сохранили даже традицию своих исторических предков VI—VIII вв. ездить на похороны своих властителей. Если орхонские надписи VIII в. рассказывают о том, что кыргызы вместе с бёклийцами явились на похороны тюркского кагана, данниками которого они тогда были, то русские исторические акты XVII в. свидетельствуют, что енисейские кыргызы, будучи данниками монгольского Алтын-хана, ездили (возможно, также Еместе с буклинцами) хоронить своего знатного властителя и присутствовать при старинной церемонии возведения на престол нового Алтын-хана. Об этом повествует документ 1658 г.: „И ныне… ис Киргиской земли весть…, что Мугальский Алтын-царь умер, а киргиские князья лутчие люди в Мугальской земле оне выбирают в ево Алтыново место Мугалского царя». Насколько хорошо сохранилась преемственная этногенетическая историко-культурная связь современных народов Саяно-Алтайского нагорья с древним населением этой области периода тюркского каганата (VI—VIII вв.), прекрасно свидетельствуют археологический материал, а также этнонимы, топонимика, особенности языка, материальной культуры, религиозных верований и обрядов, бытовавших или еще бытующих до нашего времени у тувинцев, хакасов, шорцев, алтайцев.

Итак, новые исторические материалы позволяют высказать мнение о том, что термин Bökli орхонских надписей — это не только географическое наименование, но этноним, сохранившийся у далеких потомков древних бёклийцев на Енисее, переданный русскими историческими документами в форме „боклинцы—буклинцы» или „Буклинская землица». Если этническое происхождение буклинцев XVII в. как потомков народа Бёклийской степи не вызывает особых сомнений, то пока трудно сказать что-либо определенное относительно языка буклинцев XVII в. Мы не располагаем хотя бы несколькими словами, которые бы определялись достоверно как буклинские. Исключение составляют лишь несколько собственных мужских имен буклинцев, зафиксированных русскими историческими документами. Таковы имена Базаяк, Излек, Коштан (это же имя передано еще как Кошкан и Кошка), Менбес, Пуга, Банбаш, Куму-гаш. Они весьма походят на тюркские, и некоторые из них встречаются в документах XVII в. как имена князей тюркоязычных племен. Например, имя Базаяк носил ясачный князец абинцев Кузнецкого уезда. Абинцы же были родственны телеутам и вошли в состав современных шорцев. Имя Кошка встречается у енисейских кыргыз, а Буга, или Пуга, — у алтайцев. Однако эти имена, если даже они и тюркские, могли быть усвоены буклинцами в период, когда они уже попали на Енисей. Таким образом, вопрос о языке буклинцев XVII в. остается открытым. Неясно также, куда исчезли ясачные буклинцы, после того как они в 1640 г. ушли „в киргизы», ибо сами кыргызы оставались в Минусинской котловине до начала XVIII в. Б. О. Долгих высказывает предположение, что старое название „Буклинская землица» было заменено новым, именно „Яринская землица», которое появляется в ясачной книге 1642 г. как название „Новоприисконной» землицы. Но это только предположение. Дело в том, что термин „буклинцы» употребляется в цитированном выше документе 1631 г. одновременно с термином „яринцы». Следовательно, русские служилые люди в то время различали яринцев и буклинцев и отнюдь не отождествляли их. Вероятнее всего, что в середине XVII в. буклинцы слились с моторцами, тубинцами, кызыльцами и вместе с ними вошли в этнический состав некоторых современных народностей Саяно-Алтайского нагорья, в частности хакасов и тувинцев.

Изложенный материал о буклинцах XVII в. еще раз показывает, что Саяно-Алтайское нагорье с его бесчисленными и разнообразными археологическими памятниками, топонимикой, с населяющими его различными, особенно тюркоязычными, народностями представляет выдающийся интерес для изучения истории культуры, этнической истории народов Центральной Азии.

Кроме термина Bökli, например, в современной топонимике Саяно-Алтайского нагорья сохранились еще некоторые географические термины, известные по орхонским и енисейским надписям, что, конечно, является показателем этногенетических связей современного тюркоязычного населения Саяно-Алтая с древними тюрками. Несмотря на то, что топонимика этой горной системы еще только начинает изучаться, уже получены интересные результаты. Мне уже приходилось сообщать, что в Туве имеется горный хребет, до сего времени именуемый Ötükän. В связи с этим я попытался обосновать гипотезу о том, что этот горный хребет и есть тот самый, который упомянут в орхонских надписях. Наиболее сильным возражением против предложенной мною локализации древнетюркского Ötükän может быть, конечно, предположение о наличии в восточной части Центральной Азии нескольких хребтов или гор, носящих имя Ötükän, аналогично тому как в Греции было несколько Олимпов. Это вполне возможно. Такого мнения придерживался В. Бартольд, находивший, что были два хребта под этим названием: один к северу от пустыни Гоби, вблизи Орхона, а другой к югу от нее (к северу от Куку-Нора). Приведенное мнение основывается, видимо, в значительной мере на гипотезе В. Томсена, помещавшего Ötükän в Хангае, но в то же время отождествлявшего Ötükän древне-тюркских надписей с названием Тукиншан китайских исторических хроник. В таком случае нужно признать, что горный хребет Ötükän находился по южную сторону пустыни Гоби, на той территории, которую упомянутые китайские источники называют древней родиной тюгю, где хоронили каганов первого тюркского каганата. По китайским известиям, вблизи этого хребта находились ставки таких могущественных каганов, как Мухан-кагана, (по Иакинфу, Муюй хан кигинь) или Шаболио. В летописи Суйской династии ясно сказано, что при седьмом общетюркском кагане Тулан-хане (по Иакинфу, Дулань-хан Юнюйлюй) на севере пустыни правил племенами Тули-каган (Яньхан, по Иакинфу, Жаньгань). Когда он женился на китайской принцессе, то отправился на юг к бывшей ставке тюркских каганов на горе Тукиншан. То же самое говорится в китайских источниках, переведенных Иакинфом: „Тули, собственно, жил на северной стороне (пустыни), а когда женился на царевне, то переселился на юг в старую крепость Дугинь»,— т. е. в места по южную сторону песчаной степи, но по северную сторону Ордоса. Следовательно, Ötükän —Тукиншан находился на юге, а не на севере в Хангайских горах, как полагал Томсен. Однако я нахожу, что отождествлять Тукиншан с Ötükän орхонских текстов невозможно.

Дело в том, что в орхонских текстах говорится о хребте Ötükän, который тюркский каган обнаружил во время своих военных походов в 20-х гг. VIII в. и убедился, что эта сторона (Отюкенская чернь) является лучшим местом для каганского центра, где с успехом можно поддерживать могущество и самостоятельность кагана, сохранить каганат от разлагающего влияния Китайского государства, посылать караваны за данью. Здесь ни слова не говорится о том, что Ötükän это родина тюрков-тюгю, местонахождение ставок первых каганов, как принято было толковать эти строки в востоковедной литературе.

Стало быть, Тукиншан китайских источников и Ötükän орхонских надписей — это разные горы. И это становится еще более ясным, если принять во внимание, что в китайских источниках упоминается гора, горный хребет под названием Ötükän (Yii-tu-kiin-scha), которое отнюдь не идентифицируется с наименованием Тукиншан. В отношении же Ötükän китайских летописных известий совершенно определенно говорится, что он находился по северную сторону пустыни. В тексте сообщения о телеском племени Сеяньто (Sie-yen-to) рассказывается, как после ослабления власти Хели (последнего кагана первого тюркского каганата) император Китая назначил каганом Инана — предводителя Сеяньто. Последний этому очень обрадовался и разбил свою ставку севернее пустыни Гоби и ниже горы Yii-tu-kiin-schan (Ötükän). В 630 г., после свержения Хели-кагана, Инан отправился со своими людьми на восток — назад, на свою родину, и разбил свою ставку восточнее Ötükän и южнее р. Толы у горы Tu-wei-kien-schan. Поскольку в историческом сочинении Tse-tschi-t’ung-kien объяснено, что гора Tu-zvei-kien-schan находится севернее пустыни на территории Sayin Noyan (т. е. Сайн-Нойоновского аймака), то можно полагать, что хребет Ötükän того времени, находящийся западнее этой горы, и современный хребет Ötükän в верховьях Енисея — одно и то же. Памятники в честь Кюль-Тегина и Тоньюкука свидетельствуют о перенесении каганской ставки второго каганата на северную сторону пустыни, т. е. в места кочевий конфедерации племен теле или токуз-огузов, в частности в область или страну Ötükän. Там же поселился и Тоньюкук. Я должен еще сообщить в защиту своей гипотезы, что в Туве я обнаружил уже комплекс географических терминов, упоминаемых в древнетюркских надписях вместе с Ötükän. Так, например, оказывается, что первая гряда гор, с которой начинается путь по тувинскому Ötükän, если подниматься на него из долины р. Биче-Баша, называется Кёгмен, т. е. именем хребта, неоднократно упоминаемого в орхонских надписях. Неподалеку от хребтов Ötükän и Кёгмен находится хребет Кадырган, обозначенный под этим именем и на карте современной Тувы. Кадырган, как известно, также неоднократно упоминается в древнетюркских надписях. В современной топонимике Саянских гор сохранилось наименование р. Аны, по которой шел во время похода на кыргыз (зимой 710—711 гг.) знаменитый Тоньюкук. Перед выходом на р. Ану Тоньюкук переправился через р. Ак-Тэрмель. Еще и теперь, чтобы перевалить Саянский хребет с севера и попасть в верховья Аны, переправляются через реку, которую называют Ак-Суг или просто Ак.

Между прочим проф. А. Габан, определяя Ötükän как местность между Хангаем и горами Танну-ола, справедливо заметила, опираясь на текст орхонских надписей, что рядом с Ötükän находилась гора Ыдык-баш. Могу сообщить, что поблизости от современного Ötükän в Туве действительно находится гора, носящая древнее название Ыдык. Она расположена по р. Каа-хему между речками Эржей и Чодураалыг.

Я не знаю, есть ли где-либо в другом месте Центральной Азии весь этот комплекс древнетюркских названий, но в Саяно-Алтае, в частности в Туве, он имеется, и это является серьезным основанием для того, чтобы не только утверждать этногенетическую связь современного населения Тувы с древними тюрками, но и определить на современной географической карте ряд древнетюркских собственных географических названий. Если к этому добавить, что уже обнаружен случай подобной координации географических названий, встречающихся в енисейских памятниках древнетюркской письменности, с современной тувинской топонимикой, то научное значение изложенного материала еще более возрастает. Я имею в виду надпись на четвертом памятнике с. Чакуля, в которой упоминается местность Казанг. Этот памятник находится в нескольких километрах от местности, которая у современных тувинцев называется Казанг.

По материалам Л.П. Потапова

http://mustagclub.ru/