Адалет АСКЕРОГЛУ
Реквием
Памяти жителей азербайджанского села Ходжалы – жертв геноцида 26 февраля 1992 года.
Это горе не выплакать,
Это горе не выстонать.
Этой крови не вылакать
Кровопийцам неистовым.
Это горе превеликое
Не упрячешь, как реликвию,
Это горе всей тяжестью
в горле комом – не скажется,
Это горе на сердце –
уподобилось матрице.
Где же были вы, люди, сограждане?..
Что творится на белом свете?
Нашей крови снова возжаждали
взбеленившиеся «соседи»…
А теперь на себе рви волосы,
голоси на все человечество…
Пропахали красные полосы
неуслышанное отечество…
И течет, течет она, алая,
скалы твердые раскалывая,
и глядят растревоженно голуби
на багровые в наледи проруби,
и струится горячая кровь
меж ощеренных хищно клыков,
в черный омут оглохших веков.
Это кровь, эта кровь, эта кровь…
Наша память, проклятье и скорбь, –
все бежит, вопиет на бегу
от лесов Ходжалы до Баку,
и доносит «палаточный» плач
до ухоженных вилл и дач,
и несется стоустый стон
бьется в стекла глухие ООН,
в холодок благочинных бесед
под эгидой ОБСЕ.
Кровь детей, стариков, молодых,
убиенных, безвинных, родных,
для нее нет таможен и виз,
никаких застолбленных границ, –
и крушит ею ложь и обман
исстрадавшийся Азербайджан!
Вместо сосок вложив во рты
вырезки материнских грудей…
приторочил матери самовар
на спину, изгалялась, тварь…
И куда ты идешь, милая?
И куда ты идешь, бессильная?
В жилах кровь улеглась, стылая,
Спит твоя судьба постылая,
Кровь бежит и бежит, не свертываясь,
Остановленная, считай, мертвая…
Кровь кипит, как Кура бурная,
И земля от нее красно-бурая,
государства ахают-охают,
резолюции разные грохают,
и, шарманку крутя бесполезную,
обещают помочь, соболезнуют…
И пока слышатся словопрения,
переполнится чаша терпения,
и впадает река кровавая
в океан вулканической лавою,
пламенеет земными закатами
над отчетами и докладами,
над двойными стандартами, кознями,
безответными муками слезными…
* * *
Течет нефть.
И тоже наша.
Кому-то кейф.
Кому-то сажа.
Сюда, сюда,
дамы и господа!
Вот нацбогатство.
Рог изобилья,
Спешите сюда,
пока другие
не застолбили!
Национальное наше
достоянье,
манит даже
На расстоянье.
Земное лоно
и впрямь бездонно.
Дебиты наши.
Дебеты ваши.
Течет, родная,
конца не зная.
Добыча тоннами.
Горстями щедрыми.
Делимся донными
Нашими недрами.
Наши-то нашеньки.
Есть еще пайщики.
Что ископаемое –
то окупаемое.
Дружно копаем мы
вместе с компаниями.
Вычерпал – вычеркни.
Новую вычерпни.
Кровь индустрии
кормит города.
Что же не видят кровь другую,
кровь ходжалинскую
господа?
Черную видят,
алую – нет.
алая – горе,
черная – нефть…
Алая – наши
слезы горючие.
Вы попробуйте –
чем же горючее?..
Чиркните спичкой –
вспыхнет пламенем.
Тут же взорвется
гневом праведным.
В жилах моих
красный гнев.
В черных очах –
нефть…
Алого цвета
песни поэта,
алого цвета
море гвоздик…
В черной ночи,
алого цвета
стали ручьи,
когда нагрянули
палачи…
Плачет кроха-невеличка.
Пламя со всех сторон,
как гвоздика.
В снег уткнулась, как гвоздичка
канула в вечный сон.
На ресницах белый иней.
И кудряшки в серебре.
Поседела в миг единый…
Гарью пахнет во дворе.
Ты куда бежала, кроха?
И спасалась от кого?
Если вся земля оглохла,
уповала на кого?..
Возлетит душа на небо,
и узнают небеса,
как смежил холодный иней
твои черные глаза…
* * *
Кто стучится в дверь мою?
Кто колотит в мою память?
Тени проступают вновь…
Это души убиенных.
Взбунтовавшаяся кровь…
– Пора, пора…
– Постой… крепись…
– Я должен… должен… ведь они,
Пойми, сограждане мои!
Еще не кончены бои…
– Все образуется… Терпи…
Сперва силенок накопи…
– Но есть предел терпенью, есть
достоинство, в конце концов, и честь.
И это царствам-государствам
всей земли не грех учесть.
Грядет расплата за мытарства!
За нашу кровь,
за горечь ран!
Пуская паду на поле брани
За честь твою, Азербайджан!
Перевод Сиявуша МАМЕДЗАДЕ
Реквием
Памяти жителей азербайджанского села Ходжалы – жертв геноцида 26 февраля 1992 года.
Это горе не выплакать,
Это горе не выстонать.
Этой крови не вылакать
Кровопийцам неистовым.
Это горе превеликое
Не упрячешь, как реликвию,
Это горе всей тяжестью
в горле комом – не скажется,
Это горе на сердце –
уподобилось матрице.
Где же были вы, люди, сограждане?..
Что творится на белом свете?
Нашей крови снова возжаждали
взбеленившиеся «соседи»…
А теперь на себе рви волосы,
голоси на все человечество…
Пропахали красные полосы
неуслышанное отечество…
И течет, течет она, алая,
скалы твердые раскалывая,
и глядят растревоженно голуби
на багровые в наледи проруби,
и струится горячая кровь
меж ощеренных хищно клыков,
в черный омут оглохших веков.
Это кровь, эта кровь, эта кровь…
Наша память, проклятье и скорбь, –
все бежит, вопиет на бегу
от лесов Ходжалы до Баку,
и доносит «палаточный» плач
до ухоженных вилл и дач,
и несется стоустый стон
бьется в стекла глухие ООН,
в холодок благочинных бесед
под эгидой ОБСЕ.
Кровь детей, стариков, молодых,
убиенных, безвинных, родных,
для нее нет таможен и виз,
никаких застолбленных границ, –
и крушит ею ложь и обман
исстрадавшийся Азербайджан!
Вместо сосок вложив во рты
вырезки материнских грудей…
приторочил матери самовар
на спину, изгалялась, тварь…
И куда ты идешь, милая?
И куда ты идешь, бессильная?
В жилах кровь улеглась, стылая,
Спит твоя судьба постылая,
Кровь бежит и бежит, не свертываясь,
Остановленная, считай, мертвая…
Кровь кипит, как Кура бурная,
И земля от нее красно-бурая,
государства ахают-охают,
резолюции разные грохают,
и, шарманку крутя бесполезную,
обещают помочь, соболезнуют…
И пока слышатся словопрения,
переполнится чаша терпения,
и впадает река кровавая
в океан вулканической лавою,
пламенеет земными закатами
над отчетами и докладами,
над двойными стандартами, кознями,
безответными муками слезными…
* * *
Течет нефть.
И тоже наша.
Кому-то кейф.
Кому-то сажа.
Сюда, сюда,
дамы и господа!
Вот нацбогатство.
Рог изобилья,
Спешите сюда,
пока другие
не застолбили!
Национальное наше
достоянье,
манит даже
На расстоянье.
Земное лоно
и впрямь бездонно.
Дебиты наши.
Дебеты ваши.
Течет, родная,
конца не зная.
Добыча тоннами.
Горстями щедрыми.
Делимся донными
Нашими недрами.
Наши-то нашеньки.
Есть еще пайщики.
Что ископаемое –
то окупаемое.
Дружно копаем мы
вместе с компаниями.
Вычерпал – вычеркни.
Новую вычерпни.
Кровь индустрии
кормит города.
Что же не видят кровь другую,
кровь ходжалинскую
господа?
Черную видят,
алую – нет.
алая – горе,
черная – нефть…
Алая – наши
слезы горючие.
Вы попробуйте –
чем же горючее?..
Чиркните спичкой –
вспыхнет пламенем.
Тут же взорвется
гневом праведным.
В жилах моих
красный гнев.
В черных очах –
нефть…
Алого цвета
песни поэта,
алого цвета
море гвоздик…
В черной ночи,
алого цвета
стали ручьи,
когда нагрянули
палачи…
Плачет кроха-невеличка.
Пламя со всех сторон,
как гвоздика.
В снег уткнулась, как гвоздичка
канула в вечный сон.
На ресницах белый иней.
И кудряшки в серебре.
Поседела в миг единый…
Гарью пахнет во дворе.
Ты куда бежала, кроха?
И спасалась от кого?
Если вся земля оглохла,
уповала на кого?..
Возлетит душа на небо,
и узнают небеса,
как смежил холодный иней
твои черные глаза…
* * *
Кто стучится в дверь мою?
Кто колотит в мою память?
Тени проступают вновь…
Это души убиенных.
Взбунтовавшаяся кровь…
– Пора, пора…
– Постой… крепись…
– Я должен… должен… ведь они,
Пойми, сограждане мои!
Еще не кончены бои…
– Все образуется… Терпи…
Сперва силенок накопи…
– Но есть предел терпенью, есть
достоинство, в конце концов, и честь.
И это царствам-государствам
всей земли не грех учесть.
Грядет расплата за мытарства!
За нашу кровь,
за горечь ран!
Пуская паду на поле брани
За честь твою, Азербайджан!
Перевод Сиявуша МАМЕДЗАДЕ
Комментариев нет:
Отправить комментарий