Евгений Хаваев, ветеран войны в Афганистане и Чечни. По улицам машины едут, в них сидят какие-то непонятные бородачи и кричат нам: «Духи, вешайтесь!».
Я родился в Новосибирске, потом мы переехали в Ташкент. Там я и вырос, поступил в электротехнический техникум, окончил его. Пришло время идти в армию. Призвали меня в 1985 году. Посадили в поезд. Куда едем, ничего непонятно. Сказали, что вроде отправят нас в Сибирь. А поезд пошел в Чирчик, есть такой город в Узбекистане. В то время там была учебка, где готовили ребят для службы в Афганистане. Там я провел полгода.
Вот я сейчас одет в десантную форму, но на самом деле я служил в спецназе ГРУ. Готовили из нас разведчиков-диверсантов.
Я по военной специальности гранатометчик. Нас «слонами» называли. Автоматический гранатомет АГС-17 «Пламя» весит 18 килограммов, а со станком — 52 килограмма. Один ствол несет, другой станину, а еще боезапас. Вот возьмешь его, и бегом на стрельбище. До стрельбища двадцать километров. Отстрелялись — обратно тоже бегом.
Наказания у нас были, если кто не справляется. «Электрический стул» называется. Человек садится на корточки и на вытянутых руках держит стул. Казалось бы, легко, ну, сколько там стул весит? А вы попробуйте. Через недолгое время человека трясти начинает, как будто током бьет. Поэтому и называется «электрический стул». А бросить нельзя, тогда все подразделение отжиматься будет. Ну и держали этот стул из последних сил.
Через полгода учебка закончилась, отправили нас в Афганистан. Попали мы в провинцию Гильменд, в город Лашкаргах мы его называли Лошкаревка. Прилетели. Жара дикая, кругом пыль, как мука, ноги вязнут, где-то рядом в горах стреляют. По улицам машины едут, в них сидят какие-то непонятные бородачи и кричат нам: «Духи, вешайтесь!». Это наши ребята с войны возвращались. А «духами» в армии молодых называют. И противника, кстати, тоже.
Мы караваны с наркотой уничтожали. В то время героин в Афганистане не делали, везли в соседний Иран, а оттуда в основном оружие. Вы вообще представляете, что такое Афганистан? Это каменный век. В городах еще какое-то подобие цивилизации, а в провинции и этого нет. Работы нет, образования нет, медицины нет. Выращивают они там мак опийный и коноплю. Дети вместо того, чтобы в школе учиться, на маковых полях работают с малолетства. Собирают головки, пальцы облизывают — они уже наркоманы, прямо с детства. И нет у них ничего. Обувь из велосипедных покрышек делают и ходят в ней. Живут в глинобитных хибарах. И так во всем.
Я когда со школьниками или со студентами встречаюсь, всегда говорю: никогда не употребляйте наркотики. Вы не будете людьми, вы превратитесь в свиней. Никто вам не будет нужен — ни родители, ни друзья, ни близкие, никто. Только наркотики. Так что все мы правильно делали. Но война — это не романтика. Это страшное дело. Жалеть никто никого не будет, ни старика, ни ребенка малого. Или ты, или тебя. По-другому не бывает.
Что я чувствовал, когда первого человека убил? Да ничего не чувствовал. Нас к этому специально готовили. Противника не убивают, его уничтожают, и этим все сказано. Конечно, не все это могут, но большинство. Были у нас такие, кто не мог. Их обычно на войну не посылали, оставляли при штабе, например, или на хозработах. А остальные воевали. Я ведь в спецназе служил, а спецназ духи не жалели. Поэтому у меня всегда с собой граната была. Если что вдруг, то лучше сразу.
У нас много национальностей служили: русские, украинцы, казахи, таджики, эстонцы… Всех уже и не припомню. И никогда у нас не было никаких разногласий по национальному признаку. Все мы были как одна семья. Я не боялся идти с моими ребятами на войну. Без них бы не выжил, скорее всего. Ведь много разного было. Тонул раз на переправе. Я, наверное, единственный человек в мире, который в пустыне тонул. Ничего, вытащили пацаны. А раз был случай: лететь на вертолете, и маслопровод пробило осколком. Ну, мы заметили, сказали летчикам, они нас посадили. А парашютов нам не давали, потому что, когда мы облет пустыни делаем, вертолеты идут примерно на высоте второго этажа. Зачем парашюты? Хотя, конечно, бывало по-всякому. Был один случай. Вертолет стал падать с высоты 800 метров. Так ребята, обнявшись по двое, прыгали. У летчиков парашюты были, но они не успели ими воспользоваться — все пытались машину посадить. После этого стали выдавать парашюты.
Я ни разу не был ранен, хотя в разные переделки попадал. Так бывает. Помню, как-то во время облета пустыни мы обнаружили караван, человек сорок духов, наверное. Нас было две группы по десять человек, я командовал одной из них. Мы вступили в бой. Половину боевиков уничтожили, остальные побежали. А у одного ноги перебиты были, так он гранаты кидал. Потом его тоже уничтожили выстрелом в голову, но меня перед этим осколками здорово посекло.
Сажусь в вертолет, меня всего трясет, вся мабута (это форму так называют) в дырках, но ни одной царапины. Случается. А был еще другой случай. Работали солдатики при штабе, в операции сроду не ходили, а тут реактивный снаряд — и восемь человек убило. Эти снаряды осколочного действия, если слышишь свист, надо сразу искать укрытие, в дом прятаться или куда еще.
А то раз к нам приехал генерал, нас всех собрали, он стоит, нам что-то рассказывает. И тут раз свист, еще раз свист, уже ближе. А мы уйти-то без приказа не можем. Смотрим, наш командир бригады что-то генералу на ухо прошептал, и только тогда тот скомандовал разойтись. Нас всех как ветром сдуло. Генерал, а не понимает…
Меня шесть раз к наградам представляли, но все как-то не получалось. Командир батальона узнал про это, сказал: «Я разберусь». И меня наградили медалью «За отвагу». Это солдатская медаль, самая дорогая для меня награда.
Я вот что хочу сказать: таких людей, как русские, вообще мало. По духу, я имею в виду. Ни одна армия в мире с нами не сравнится. Я знаю, о чем говорю. Я победил войну, вернулся...
Опубликовано в газете «Советская Сибирь» №19 от 8 мая 2018 года
Комментариев нет:
Отправить комментарий