Альфонс Муха родился в Южной Моравии, в маленьком городке Иванчице, неподалеку от Брно, (Австро-Венгерская империя) Его отец Ондржей Муха, дважды вдовец, растил сына и двух дочерей один.
Человек небогатый, то служа чиновником, то портняжничая, он считал своим главным делом дать детям образование. Сына отдал в Славянскую гимназию в Брно. Однако мальчик ее не окончил. Альфонса, прогульщика и бунтаря, пропускавшего не только занятия, но и богослужения, попросту отчислили. Хорошие отметки у нерадивого ученика были только по двум предметам - по рисованию и пению. Отец быстро понял, что успехи Альфонса в рисовании - это талант. Он собирает рисунки сына и посылает в пражское художественное училище вместе с письмом, в котором заверяет, что сын не окончил гимназию по болезни, но уже выздоровел, а все пропущенное наверстал домашним обучением. Из училища пришел ответ, способный растоптать всякие надежды - в работах нет ни проблеска таланта. Абсолютная бездарность!
Тяжелейшая неудача. А семья небогата, и семнадцатилетний Альфонс нанимается писарем в суд и два года строчит под диктовку, пока случайно не натыкается на объявление в газете. Венская фирма по производству театральных декораций ищет работников. На работу его взяли, и что же? Опять не повезло. Театр, который обслуживала фирма, сгорел. Альфонса уволили. Помаявшись в Вене без работы, он перебирается в южноморавский городок Микулов. Там он занимается всем подряд: рисует театральные декорации, пишет портреты-миниатюры и даже работает маляром.
Маляр в Париже
В качестве маляра Альфонс Муха и был нанят графом Куэном для оформления его родового замка. Малярные работы в те времена понимали иначе, чем сейчас: с потолка должны были улыбаться ангелы, по стенам пестреть цветы. Тут-то Муха проявил себя с таким блеском, что получил аналогичный заказ от брата графа, который вдобавок доверил «маляру» писать портрет графини. Судьба, в которую так беспечно верил Альфонс, ему улыбнулась -граф, обсудив талант самоучки с венским профессором Краем, решает оказать художнику поддержку. С графской стипендией Муха поступает сразу на третий курс мюнхенской Академии художеств, успешно ее заканчивает и отправляется в Париж -предъявить миру свой талант.
Мечта художников всех стран - Париж. Хотя первое сорокалетие XIX века художественной столицей мира был Рим. Именно туда стекались мастера кисти. В петербургской Академии художеств наградой лучшим выпускникам было двухгодичное путешествие в Италию. Было - и осталось даже тогда, когда лучшие туда уже не стремились. В начале 1860-х, когда Альфонс еще только учился говорить, в Петербурге случился «бунт четырнадцати». Четырнадцать самых многообещающих студентов академии отказались писать выпускную работу на мифологическую тему и ехать в Италию. Имена бунтарей хорошо известны: Крамской, Перов, Шишкин... Они обратились к «родным» сюжетам и вскоре создали Товарищество передвижных художественных выставок. В то время как в Петербурге творческим бунтом заявили о себе передвижники, в Париже творческим бунтом заявили о себе импрессионисты. В последней трети XIX века все музы слетелись в Париж, и он надолго стал новой художественной столицей мира.
В Париже Альфонс упорно совершенствуется сначала в училище Жульен, потом в училище Коларосси. А потом граф сообщает, что стипендия отменяется, материальной поддержки больше не будет и отныне художник должен рассчитывать только на себя. Молодой, голодный, талантливый - и в Париже! Поистине символ. Обзавидуешься. Сколько их еще будет в Париже - молодых, голодных и талантливых. Модильяни. Шагал. Сутин. Хемингуэй. Сикейрос. Да что перечислять. Просто скажем - все!
Альфонс был благодарен судьбе. Она наделила его талантом, позволила получить образование и привела в столицу искусств. Что еще нужно? Только работать. Жаловаться не на что. Он и не жалуется, он с воодушевлением пишет отцу, как хорошо работается в Париже. Скрывая от семьи лишения, посылает сестрам нарядные парижские обновы. Ради этих подарков ему приходилось во всем себе отказывать, но он ни разу в этом не признался. Он берется за любые заказы, заводит знакомства с издателями, работает иллюстратором. Ищет свой стиль.
Всего одна афиша
В начале девяностых годов XIX века во всей Европе идет поиск стиля, результат которого известен у нас под названием «модерн». Модерн выдвигал программу полного обновления среды обитания -программу эстетического преобразования жизни. Стиль обращался не к избранным и богатым, а к людям вообще. Искал «язык», не похожий на все предшествующие, будь то барокко или ампир, готика или эклектика. Но готика или ампир - они и в Африке готика и ампир. А если мы скажем «модерн», то нас не поймут. Этот стиль едва ли не в каждой европейской стране получил свое название, а иногда и не одно. В Австрии за модерном закрепился термин «сецессион» - по названию венской группы художников. «Secessio» - в переводе с латыни «отделение», «отход», «собрание в стороне». От чего отход, от чего в стороне? От всех прежних стилей, разумеется. В Испании появились названия модернизм и «кондитерский» стиль. Второе - явно ироничное. В Англии - современный стиль, в Германии - югенд-стиль, в Италии - стиль либерти. В Бельгии архитектор Анри ван де Вельде предложил название ар-нуво (Art Nouveau) - «новое искусство». Во Франции тоже использовали термин ар-нуво, но были и синони¬мы - стиль метро, стиль Гимар, стиль Мюша. Эктор Гимар - это архитектор, который проектировал павильоны метро. А кто такой Мюша? А это и есть наш герой, Альфонс Муха. Во французской огласовке -Мюша. С ударением на А.
В Париже Альфонс упорно совершенствуется сначала в училище Жульен, потом в училище Коларосси. А потом граф сообщает, что стипендия отменяется, материальной поддержки больше не будет и отныне художник должен рассчитывать только на себя. Молодой, голодный, талантливый - и в Париже! Поистине символ. Обзавидуешься. Сколько их еще будет в Париже - молодых, голодных и талантливых. Модильяни. Шагал. Сутин. Хемингуэй. Сикейрос. Да что перечислять. Просто скажем - все!
Альфонс был благодарен судьбе. Она наделила его талантом, позволила получить образование и привела в столицу искусств. Что еще нужно? Только работать. Жаловаться не на что. Он и не жалуется, он с воодушевлением пишет отцу, как хорошо работается в Париже. Скрывая от семьи лишения, посылает сестрам нарядные парижские обновы. Ради этих подарков ему приходилось во всем себе отказывать, но он ни разу в этом не признался. Он берется за любые заказы, заводит знакомства с издателями, работает иллюстратором. Ищет свой стиль.
Всего одна афиша
В начале девяностых годов XIX века во всей Европе идет поиск стиля, результат которого известен у нас под названием «модерн». Модерн выдвигал программу полного обновления среды обитания -программу эстетического преобразования жизни. Стиль обращался не к избранным и богатым, а к людям вообще. Искал «язык», не похожий на все предшествующие, будь то барокко или ампир, готика или эклектика. Но готика или ампир - они и в Африке готика и ампир. А если мы скажем «модерн», то нас не поймут. Этот стиль едва ли не в каждой европейской стране получил свое название, а иногда и не одно. В Австрии за модерном закрепился термин «сецессион» - по названию венской группы художников. «Secessio» - в переводе с латыни «отделение», «отход», «собрание в стороне». От чего отход, от чего в стороне? От всех прежних стилей, разумеется. В Испании появились названия модернизм и «кондитерский» стиль. Второе - явно ироничное. В Англии - современный стиль, в Германии - югенд-стиль, в Италии - стиль либерти. В Бельгии архитектор Анри ван де Вельде предложил название ар-нуво (Art Nouveau) - «новое искусство». Во Франции тоже использовали термин ар-нуво, но были и синони¬мы - стиль метро, стиль Гимар, стиль Мюша. Эктор Гимар - это архитектор, который проектировал павильоны метро. А кто такой Мюша? А это и есть наш герой, Альфонс Муха. Во французской огласовке -Мюша. С ударением на А.
Вот так-то. Был бедный, голодный, никому не известный, а стал знаменит настолько, что его именем назван новый стиль в искусстве. Стремительная слава, проснулся знаменитым! - утверждал впоследствии сам Муха. Да, настало такое утро - это было утро первого дня 1895 года, - когда он и впрямь проснулся знаменитым. Но до этого были почти двадцать лет непрерывного труда, поденщины. Взлет произошел почти случайно. Уже не юному художнику (как-никак тридцать четыре) поступил срочный-пресрочный заказ: немедленно, прямо за сутки сделать афишу к спектаклю «Жисмонда». Сегодня это название нам не говорит ничего. Какая-то мелодрама. Однако в роли Жисмонды выступала сама Сара Бернар. Вечером он отправился в театр -к утру изготовил афишу. Вытянутый формат. Фигура прекрасной женщины в торжественном наряде, затканном золотом. Пальмовая ветвь в руке. Затейливые буквы составляют слова: Жисмонда, Сара Бернар. Актрисе афиша настолько понравилась, что она заключила договор с художником сразу на шесть лет. Для театра Сары Бернар «Ренессанс» Муха создал самые знаменитые свои афиши: «Дама с камелиями», 1896; «Лоренцаччо», 1896; «Медея», 1898. Это и стало его блистательным стартом.
Слава, богатство, удобная просторная студия, бесчисленные заказы. Рекламные плакаты, календари, иллюстрации, дизайн ювелирных украшений...
Один из самых знаменитых плакатов Мухи рекламирует бумагу для сигарет. Рыжая красавица в профиль. Вздернутый аккуратный носик, мечтательно полузакрытые глаза. Волосы струятся и вьются, как волна прибоя, разлетевшаяся пеной. И на каждом плакате, на каждом календаре - красавица с рыже-золотыми волосами. Томная, гибкая, пышная, в теплых тонах. И цветы, цветы, цветы. Сладко до приторности. Ни крупицы соли. Все время одно и то же. Сколько можно самоповторяться?
Но афиши, календари и плакаты - это такие жанры, где решают не критики, а заказчики, не собратья по художественному цеху, а покупатели. Если публике нравится, если рекламный плакат поднимает продажи, значит, художник победил. Плакаты Мухи переиздавались как художественные постеры. Их вешали на стены как картины. Их знали все: и богатый меценат, и пожилая кухарка. «Стиль Мюша, женщины Мюша» - скажешь, и все понятно.
Для Сары Бернар художник проектирует невиданный драгоценный убор. Трудно даже подобрать название, чтобы объяснить, что это такое. Сначала -браслет: золотая кобра дважды обвивает запястье и еще полуоборотом нервно завивает вверх по руке острый хвост. Раздутый золотой «капюшон» змеи лежит на тыльной стороне ладони. От него две цепочки дотягиваются до среднего пальца и обхватывают его тонкими кольцами. А на указательном пальце кольцо-скорпион грозит кобре острым жалом. Такого в ювелирном искусстве доселе не бывало.
Слава, богатство, удобная просторная студия, бесчисленные заказы. Рекламные плакаты, календари, иллюстрации, дизайн ювелирных украшений...
Один из самых знаменитых плакатов Мухи рекламирует бумагу для сигарет. Рыжая красавица в профиль. Вздернутый аккуратный носик, мечтательно полузакрытые глаза. Волосы струятся и вьются, как волна прибоя, разлетевшаяся пеной. И на каждом плакате, на каждом календаре - красавица с рыже-золотыми волосами. Томная, гибкая, пышная, в теплых тонах. И цветы, цветы, цветы. Сладко до приторности. Ни крупицы соли. Все время одно и то же. Сколько можно самоповторяться?
Но афиши, календари и плакаты - это такие жанры, где решают не критики, а заказчики, не собратья по художественному цеху, а покупатели. Если публике нравится, если рекламный плакат поднимает продажи, значит, художник победил. Плакаты Мухи переиздавались как художественные постеры. Их вешали на стены как картины. Их знали все: и богатый меценат, и пожилая кухарка. «Стиль Мюша, женщины Мюша» - скажешь, и все понятно.
Для Сары Бернар художник проектирует невиданный драгоценный убор. Трудно даже подобрать название, чтобы объяснить, что это такое. Сначала -браслет: золотая кобра дважды обвивает запястье и еще полуоборотом нервно завивает вверх по руке острый хвост. Раздутый золотой «капюшон» змеи лежит на тыльной стороне ладони. От него две цепочки дотягиваются до среднего пальца и обхватывают его тонкими кольцами. А на указательном пальце кольцо-скорпион грозит кобре острым жалом. Такого в ювелирном искусстве доселе не бывало.
В 1897 году Муха создает еще одну драгоценность. На этот раз - книгу. Был тогда такой драматург, прочно и заслуженно забытый, Робер де Флер. У него была пьеса-сказка, забытая не менее прочно и не менее заслуженно, - «Ильзе, принцесса Трипольская». И вот эту самую «Принцессу» издали с неслыханной, какой-то необузданной роскошью. Все иллюстрации, обложку и виньетки создавал Муха. Книга вышла тиражом 252 экземпляра, причем 15 - на японской рисовой бумаге, 180 - на веленевой. А еще отпечатали экземпляры на пергаменте и шелке. Каждый экземпляр стоил невероятных денег, целое состояние: сорок тысяч франков. Покупатели, однако, нашлись быстро. Покупали, разумеется, ради Мухи. Но ведь это была даже не ручная работа! Это было обыкновенное тиражирование цветных иллюстраций. По сути дешевое. Странное издание. Особенно для Альфонса Мухи, который за славой дизайнера не гнался, да и слова такого не слыхал. Прикладная сфера - это от нужды. А так, вообще-то, считал себя художником.
«А я сижу за обильным столом...»
«А я сижу за обильным столом...»
В 1897 году в Париже с невероятным успехом прошла его первая выставка. В 1900 году Муха получает лестный заказ - сделать плакаты для Всемирной
выставки в Париже. В 1901 выходит в свет его книга «Декоративная документация» - руководство для художников, декораторов, иллюстраторов, ювелиров. Мастер делится опытом: разнообразные орнаменты, узоры, шрифты, проекты-рисунки чуть ли не всего на свете - мебели, посуды, домашней утвари, часов, украшений. Техника оригинала - литография (гравюра на камне), гуашь, рисунок карандашом и углем. Так он становится наставником и мэтром.
Но еще в начале девяностых, молодым и непризнанным, он рассказал в письме к отцу, чего ему хотелось бы достичь в искусстве, а от какой славы он отказывается: «Называйте меня, как хотите, современная живопись не признает границ, но я не художник-декоратор. Своим жанром я считаю темы, запечатленные на прилагаемом эскизе. Именуйте это, допустим, поэтизацией истории или как вам угодно, однако это никоим образом не декоративная живопись, и не надо называть меня декоратором».
И что же? В 1904 году он приезжает в Нью-Йорк. Его приветствуют афиши с его собственным портретом в полный рост и надписью: «Соединенные Штаты посетил величайший художник-декоратор всех времен!».
Судьба играла с ним. Испытывала, иронизировала. Одарив талантом, вымеряла объем личности. Неспроста «подсунула» герою прикладную сферу, неспроста дала оглушительный успех. Бессмысленная роскошь задевала нравственное чувство художника, который всю жизнь повторял: «Бедные тоже имеют право на красоту!». Одним из его кумиров (и Льва Толстого, кстати, тоже) был Петр Хельчицкий, последователь бунтаря Яна Гуса. Хельчицкий проповедовал простоту раннего христианства, равенство, обязательный труд, полный отказ от роскоши, братскую любовь и вечный мир. Муха чувствовал, что его творчество не совпадает ни с основными ценностями, ни с мировоззрением. То, что снаружи, не соответствует тому, что внутри. «Мой народ бедствует, а я сижу за обильным и роскошным столом», - писал он с горечью.
Тревога и неудовлетворенность растут вместе со славой. Но одновременно созревает проект. Свой «второй том» «Мертвых душ» - великий и необходимый миру. Замысел был всего-навсего: послужить своему народу и всему славянству. Создать цикл «Славянская эпопея» из тридцати шести полотен -страниц истории славян.
Но для огромных планов нужны были огромные деньги. Муха решает заработать их в Америке, выступив портретистом. Но скоро выяснилось, что вымучивать парадные портреты жен миллионеров он не способен. Да они и не приносят необходимых средств. А заказов на декоративные работы он не принимал из принципа, хотя именно за них американские миллионеры готовы были платить любую цену. Художник попал в ловушку. Оказался кругом в долгах, но не сдавался. Тем более что оказался счастливо влюблен.
Художница Мария Хитилова была младше Альфонса Мухи на 22 года, она сама попросила своего дядю-искусствоведа представить ее знаменитости. И довольно скоро он уже писал ей нежные письма, признаваясь, что до нее был влюблен лишь однажды, в шестнадцать лет. Той девушке было пятнадцать, она умерла. С тех пор Муха, как сам пишет, всю свою горячую любовь обратил «к родине и народу нашему. Люблю их, как свою возлюбленную...»
Муха снова отправляется в Америку, на этот раз вместе с Марией. В Соединенных Штатах появляется на свет их дочь Ярослава. И вместе с рождением дочери как-то вдруг отступают все преграды. Муха встречает человека, который понимает его замысел и готов спонсировать работу. Это Чарльз Крейн, миллионер и меценат. Славянофил. А еще - социалист и революционер. А еще - последователь Льва Толстого и Льва Троцкого. Как можно быть последователем этих двух Львов разом - непостижимая загадка, но факт остается фактом - такой человек был. Для создания эпопеи, которая способствовала бы развитию национального самосознания славян, Крейн предоставил художнику щедрую сумму. Он считал, что от славян, особенно от русских, зависит будущее мира, поэтому с готовностью поддержал проект, требующий многолетнего труда.
Получив финансовую поддержку, художник с семьей возвратился на родину, чтобы картины, посвященные славянам, были созданы на славянской земле. Первым было закончено полотно «Славяне на исконных землях». За ним последовали «Праздник Свентовита» и «Введение славянской литургии в Моравии». Свентовит - это языческий бог. Введение славянской литургии означает, что богослужение впервые велось не на греческом или латинском, а на старославянском языке. Картины были торжественно подарены Праге в 1912 году. Огромные картины. Шесть на восемь метров. Колоссальные. Редко в каком зале поместятся.
Большой замах
выставки в Париже. В 1901 выходит в свет его книга «Декоративная документация» - руководство для художников, декораторов, иллюстраторов, ювелиров. Мастер делится опытом: разнообразные орнаменты, узоры, шрифты, проекты-рисунки чуть ли не всего на свете - мебели, посуды, домашней утвари, часов, украшений. Техника оригинала - литография (гравюра на камне), гуашь, рисунок карандашом и углем. Так он становится наставником и мэтром.
Но еще в начале девяностых, молодым и непризнанным, он рассказал в письме к отцу, чего ему хотелось бы достичь в искусстве, а от какой славы он отказывается: «Называйте меня, как хотите, современная живопись не признает границ, но я не художник-декоратор. Своим жанром я считаю темы, запечатленные на прилагаемом эскизе. Именуйте это, допустим, поэтизацией истории или как вам угодно, однако это никоим образом не декоративная живопись, и не надо называть меня декоратором».
И что же? В 1904 году он приезжает в Нью-Йорк. Его приветствуют афиши с его собственным портретом в полный рост и надписью: «Соединенные Штаты посетил величайший художник-декоратор всех времен!».
Судьба играла с ним. Испытывала, иронизировала. Одарив талантом, вымеряла объем личности. Неспроста «подсунула» герою прикладную сферу, неспроста дала оглушительный успех. Бессмысленная роскошь задевала нравственное чувство художника, который всю жизнь повторял: «Бедные тоже имеют право на красоту!». Одним из его кумиров (и Льва Толстого, кстати, тоже) был Петр Хельчицкий, последователь бунтаря Яна Гуса. Хельчицкий проповедовал простоту раннего христианства, равенство, обязательный труд, полный отказ от роскоши, братскую любовь и вечный мир. Муха чувствовал, что его творчество не совпадает ни с основными ценностями, ни с мировоззрением. То, что снаружи, не соответствует тому, что внутри. «Мой народ бедствует, а я сижу за обильным и роскошным столом», - писал он с горечью.
Тревога и неудовлетворенность растут вместе со славой. Но одновременно созревает проект. Свой «второй том» «Мертвых душ» - великий и необходимый миру. Замысел был всего-навсего: послужить своему народу и всему славянству. Создать цикл «Славянская эпопея» из тридцати шести полотен -страниц истории славян.
Но для огромных планов нужны были огромные деньги. Муха решает заработать их в Америке, выступив портретистом. Но скоро выяснилось, что вымучивать парадные портреты жен миллионеров он не способен. Да они и не приносят необходимых средств. А заказов на декоративные работы он не принимал из принципа, хотя именно за них американские миллионеры готовы были платить любую цену. Художник попал в ловушку. Оказался кругом в долгах, но не сдавался. Тем более что оказался счастливо влюблен.
Художница Мария Хитилова была младше Альфонса Мухи на 22 года, она сама попросила своего дядю-искусствоведа представить ее знаменитости. И довольно скоро он уже писал ей нежные письма, признаваясь, что до нее был влюблен лишь однажды, в шестнадцать лет. Той девушке было пятнадцать, она умерла. С тех пор Муха, как сам пишет, всю свою горячую любовь обратил «к родине и народу нашему. Люблю их, как свою возлюбленную...»
Муха снова отправляется в Америку, на этот раз вместе с Марией. В Соединенных Штатах появляется на свет их дочь Ярослава. И вместе с рождением дочери как-то вдруг отступают все преграды. Муха встречает человека, который понимает его замысел и готов спонсировать работу. Это Чарльз Крейн, миллионер и меценат. Славянофил. А еще - социалист и революционер. А еще - последователь Льва Толстого и Льва Троцкого. Как можно быть последователем этих двух Львов разом - непостижимая загадка, но факт остается фактом - такой человек был. Для создания эпопеи, которая способствовала бы развитию национального самосознания славян, Крейн предоставил художнику щедрую сумму. Он считал, что от славян, особенно от русских, зависит будущее мира, поэтому с готовностью поддержал проект, требующий многолетнего труда.
Получив финансовую поддержку, художник с семьей возвратился на родину, чтобы картины, посвященные славянам, были созданы на славянской земле. Первым было закончено полотно «Славяне на исконных землях». За ним последовали «Праздник Свентовита» и «Введение славянской литургии в Моравии». Свентовит - это языческий бог. Введение славянской литургии означает, что богослужение впервые велось не на греческом или латинском, а на старославянском языке. Картины были торжественно подарены Праге в 1912 году. Огромные картины. Шесть на восемь метров. Колоссальные. Редко в каком зале поместятся.
Большой замах
Пора что-нибудь сказать о них по существу. Так как я ничего хорошего сказать о них не могу, то просто соглашусь, что намерения у художника были самые возвышенные и благородные. «Уже в 1900 году в Париже я был намерен посвятить вторую половину своей жизни работе, которая бы помогала формировать и укреплять чувство национального самосознания. Я убежден, что развитие каждого народа может успешно продолжаться только тогда, когда оно вырастает органически, непрерывно, не отрываясь от своих корней. А для сохранения этой непрерывности необходимо знание исторического прошло¬го». Золотые слова.
Или вот - тоже золотые слова: «Я знаю две жизненно необходимые для нашего народа обязанности. Первая - сохранить и взрастить свою собственную самобытность. Вторая - усовершенствовать свои материальные условия до такого уровня, чтобы они служили расцвету и росту нашей культуры».
«Славянская эпопея» стала для Мухи делом жизни. Конечно, это вызывает уважение. Но... Что могло получиться, если колоссальные исторические полотна создаются ровно так же, в том же духе, в тех же красках, в тех же фигурах, что и реклама мыла? Прекрасные женщины - как на театральных афишах. Яркая синева исконного славянского неба - как на рекламе синьки. В результате - мыльная опера. Художник был тяжко огорчен тем, что первые картины эпопеи, подаренные любимой Праге, были приняты весьма прохладно. Но он не собирался останавливаться и упорно воплощал в жизнь свой замысел, в который верил по-прежнему.
В 1913 году он оправляется в Россию. Впечатления отразились в огромном полотне «Отмена крепостного права» и еще в одной картине, которая не входит в эпопею и носит разные названия - «Женщина в степи», «Зимняя ночь», «Звезда», «Сибирь». Там изображена женщина, умирающая от голода в бескрайней снежной пустыне, а за холмом уже сверкают желтыми глазами серые тени - зубастые волки. Страшно аж жуть, особенно в младшем школьном возрасте! Но сам художник объяснял, что в этой картине он стремился передать «чувство русской души», ту самую загадочную русскую душу, которую запечатлели Толстой и Достоевский. Художник ошибся, увы. Он воплотил совсем не то, что выразили в своем творчестве Толстой и Достоевский. Он воплотил то, что раз за разом выражала в своих повестях для девочек Лидия Чарская. Была такая писательница в начале прошлого века, очень популярная. В Чехии ее переводили, и чешские девочки обожали Лидию Алексеевну так же горячо, как и русские. У нее всегда речь идет о добродетельной гимназисточке, с которой случаются преужасные приключения. Волки, например, нападают. Но все хорошо кончается. А в повести «Сибирочка» на бедняжку напал сначала волк, потом медведь, а потом, представьте себе, лев. Серьезно. «Сибирь» с женщиной и волками - это так же смешно, как «Сибирочка» с волками, медведями и львами. Какая уж тут загадочная русская душа... Сын художника, писатель Иржи Муха, рассказал, что его отца привлекало и потрясало в русских особенное качество, которое он называл «страстной пассивностью». Эффектно сказано. Надо самокритично признать, что правда в этих словах уловлена. Но пропущена другая - та, что русские медленно запрягают, но быстро ездят.
В то время, когда наш герой был потрясен равнодушием сограждан к его эпопее, русские уже запрягли и поскакали. Сергей Дягилев, феномен художественного чутья, потряс Париж «Русскими сезонами». Муха опережал Дягилева в замысле. Дягилев опередил в воплощении. «Русские сезоны» развернули перед восхищенным Парижем подлинную «славянскую эпопею». Даже идея представить «славян на исконной родине» оказалась общей у Дягилева-импресарио и Мухи-художника: балет Игоря Стравинского «Весна священная» в декорациях Николая Рериха - это и есть попытка понять исконную славянскую древность.
Беда «Славянской эпопеи» Альфонса Мухи была еще и в том, что он принципиально избегает трагических мотивов. Гром барабана, который сделали из кожи национального героя Чехии Яна Жижки, там не слышен вовсе. Как будто и не было в истории славян этого грома. А он, к сожалению, был. И в 1914 году раздался вновь - началась Первая мировая война. Европа полыхала. Сгорела от бомбы фабрика, на которой для огромных картин Мухи изготовляли специальные холсты. Поэтому после 1915 года изменяется формат полотен, они становятся меньше: не восемь метров на шесть, а шесть на четыре. Одна за другой появляются все новые и новые части эпопеи: «Проповедь Яна Гуса в Вифлеемской капелле», «Ян Милич из Кромержиржа», «Петр Хельчицкий», «Ян Амос Коменский - последние дни в Наардене». Все это герои чешской истории, христианские мыслители и проповедники.
Итоги
Или вот - тоже золотые слова: «Я знаю две жизненно необходимые для нашего народа обязанности. Первая - сохранить и взрастить свою собственную самобытность. Вторая - усовершенствовать свои материальные условия до такого уровня, чтобы они служили расцвету и росту нашей культуры».
«Славянская эпопея» стала для Мухи делом жизни. Конечно, это вызывает уважение. Но... Что могло получиться, если колоссальные исторические полотна создаются ровно так же, в том же духе, в тех же красках, в тех же фигурах, что и реклама мыла? Прекрасные женщины - как на театральных афишах. Яркая синева исконного славянского неба - как на рекламе синьки. В результате - мыльная опера. Художник был тяжко огорчен тем, что первые картины эпопеи, подаренные любимой Праге, были приняты весьма прохладно. Но он не собирался останавливаться и упорно воплощал в жизнь свой замысел, в который верил по-прежнему.
В 1913 году он оправляется в Россию. Впечатления отразились в огромном полотне «Отмена крепостного права» и еще в одной картине, которая не входит в эпопею и носит разные названия - «Женщина в степи», «Зимняя ночь», «Звезда», «Сибирь». Там изображена женщина, умирающая от голода в бескрайней снежной пустыне, а за холмом уже сверкают желтыми глазами серые тени - зубастые волки. Страшно аж жуть, особенно в младшем школьном возрасте! Но сам художник объяснял, что в этой картине он стремился передать «чувство русской души», ту самую загадочную русскую душу, которую запечатлели Толстой и Достоевский. Художник ошибся, увы. Он воплотил совсем не то, что выразили в своем творчестве Толстой и Достоевский. Он воплотил то, что раз за разом выражала в своих повестях для девочек Лидия Чарская. Была такая писательница в начале прошлого века, очень популярная. В Чехии ее переводили, и чешские девочки обожали Лидию Алексеевну так же горячо, как и русские. У нее всегда речь идет о добродетельной гимназисточке, с которой случаются преужасные приключения. Волки, например, нападают. Но все хорошо кончается. А в повести «Сибирочка» на бедняжку напал сначала волк, потом медведь, а потом, представьте себе, лев. Серьезно. «Сибирь» с женщиной и волками - это так же смешно, как «Сибирочка» с волками, медведями и львами. Какая уж тут загадочная русская душа... Сын художника, писатель Иржи Муха, рассказал, что его отца привлекало и потрясало в русских особенное качество, которое он называл «страстной пассивностью». Эффектно сказано. Надо самокритично признать, что правда в этих словах уловлена. Но пропущена другая - та, что русские медленно запрягают, но быстро ездят.
В то время, когда наш герой был потрясен равнодушием сограждан к его эпопее, русские уже запрягли и поскакали. Сергей Дягилев, феномен художественного чутья, потряс Париж «Русскими сезонами». Муха опережал Дягилева в замысле. Дягилев опередил в воплощении. «Русские сезоны» развернули перед восхищенным Парижем подлинную «славянскую эпопею». Даже идея представить «славян на исконной родине» оказалась общей у Дягилева-импресарио и Мухи-художника: балет Игоря Стравинского «Весна священная» в декорациях Николая Рериха - это и есть попытка понять исконную славянскую древность.
Беда «Славянской эпопеи» Альфонса Мухи была еще и в том, что он принципиально избегает трагических мотивов. Гром барабана, который сделали из кожи национального героя Чехии Яна Жижки, там не слышен вовсе. Как будто и не было в истории славян этого грома. А он, к сожалению, был. И в 1914 году раздался вновь - началась Первая мировая война. Европа полыхала. Сгорела от бомбы фабрика, на которой для огромных картин Мухи изготовляли специальные холсты. Поэтому после 1915 года изменяется формат полотен, они становятся меньше: не восемь метров на шесть, а шесть на четыре. Одна за другой появляются все новые и новые части эпопеи: «Проповедь Яна Гуса в Вифлеемской капелле», «Ян Милич из Кромержиржа», «Петр Хельчицкий», «Ян Амос Коменский - последние дни в Наардене». Все это герои чешской истории, христианские мыслители и проповедники.
Итоги
Военные потрясения завершились. На карте Европы появилось новое независимое государство - Чехословакия. В молодой республике Альфонсу Мухе было поручено патриотическое дело: изготовление первых чехословацких почтовых марок, денежных знаков и государственного герба. Его ждала еще одна высокопатриотическая миссия - создание витражей для собора Святого Вита, который заложили при короле Карле I, строили шестьсот лет и никак не могли достроить. Строительство завершилось только в 1929 году. А за год до этого художник - вместе с Чарльзом Крейном - передал в дар республике завершенную «Славянскую эпопею». Получилось не тридцать шесть полотен, а двадцать, работа потребовала не пяти лет, а восемнадцати, но благородный труд был завершен. Публика встретила его с интересом, но не более того. Нельзя было даже сравнить с тем восторгом, который встречал «женщин Мюша». Художественные критики высказались негативно. На мой взгляд, были совершенно правы. Однако эпопею горячо приняли в Соединенных Штатах. Что ж, вполне понятно. Ведь такая экзотика. Да еще так нарядно. Просто цветное кино!
Судьба отпустила Альфонсу Мухе семьдесят девять лет жизни, ясного разума и творческой силы.
Что мы о нем достоверно знаем? Что он боялся осени, часто болел гриппом; был общителен, галантен в обращении с дамами, оптимистичен до легкомыслия и ревнив. И главное, он не был тем, кем считали его современники, и никак не хотел смириться с завидной судьбой «господина оформителя».
Художник заболел пневмонией, когда Чехословакия была оккупирована гитлеровскими войсками.
Причиной болезни стали арест и допросы в оккупированной немцами чешской столице. Славянофильство живописца было столь известно, что его включили в именные списки врагов рейха. Хотя через некоторое время старого художника выпустили, он скончался в 1939-м, за десять дней до своего семидесятидевятилетия, оставляя семью в обезумевшем мире.
Самого ужасного не случилось. Мария и дети остались живы. Была спасена и «Славянская эпопея». Сотрудники Пражской художественной галереи спрятали полотна в разных местах - в монастыре Святой Агнессы, в монастыре на Страгове, в Земских архивах. Все тайники оказались надежными. Картины сохранились, хотя поврежденные, заплесневелые, требующие срочной реставрации. В Праге под властью коммунистов для «Славянской эпопеи» места не нашлось. Инициативу проявили представители города Крумлова, что в Южной Моравии, рядом с родным городом художника. Картины были отреставрированы и находятся в Рыцарском зале замка. Искусствоведы и аукционисты интересуются ими лишь постольку, поскольку их автор - классик модерна. Именно «парижский период» считается самым ценным вкладом Мухи в сокровищницу искусств. Афиши, этикетки, плакаты Мухи. Где они? В коллекциях миллионеров. Боюсь предположить, что все двадцать полотен «Славянской эпопеи» в денежном эквиваленте не стоят одной афиши «Жисмонды» с Сарой Бернар. Но только в денежном. Таковы причуды судьбы.
http://blogs.privet.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий