Уволнение Алиева

Заканчивался 1987 год. В Москве цвела золотая осень. 
В Кремле заговорили о необходимости перемен. Собст-
венно, этого и жаждала страна. Однако ожидание людей
чаще бывает конкретным. Одни жаждали большей свободы
и хотя бы кусочка демократии, как у них там, за океаном или
в Европе. Другие хотели вернуть сытную, безоблачную
жизнь, хотя бы как пару десятилетий назад.
Третьи мечтали
избавиться от пустой говорильни партийных вождей и на-
чать работать так, как им мыслилось — без оглядки на Центр,
дутые планы, бесконечные согласования, опираясь на эко-
номическую заинтересованность, о которой так убедительно
писала «Литературная газета» и не рассуждал только очень
ленивый. Многомиллионная партийная номенклатурная
масса ждала, когда наконец раскрутится маховик критиче-
ского пересмотра пройденного вместе с дорогим Леонидом
Ильичем пути. Так заведено в партии...
Ю.В. Андропов начал было осторожно подбираться к
этой теме, да не успел развернуться. На К.У. Черненко на-
дежд было мало. Другое дело — Михаил Сергеевич. Он назвал
период своих предшественников застоем и требует ускоре-
ния. А как ускоряться, если все застыло, закостенело. Как?
Необходимо перестраиваться. Начинать надо с верхних эше-
лонов. Рыба гниет с головы, отвечают. 
И тут неожиданно произошло то, что с нетерпением дол-
гие годы ждали в Азербайджане, о чем уже с некоторых пор
стали все громче поговаривать в московских политических
кругах, все смелее писала партийная пресса.
На октябрьском Пленуме ЦК КПСС, рассматривавшем
рутинные вопросы подведения итогов 1987 года, был осво-
божден от занимаемой должности и выведен из состава По-
литбюро ЦК КПСС наш Г.А. Алиев. Я не оговорился, назвав
его, как принято было — наш, то есть свой, близкий человек
— полпред республики. Хочу быть правильно понятым. Ка-
кие бы сложности ни сопутствовали нашим личным отно-
шениям, он оставался в представлении многих из тех, кого
он, не раздумывая, убрал своей твердой, непоколебимой ру-
кой со своей дороги, главой партии и республики. 
Читатель меня бы не понял, если бы я принялся доказы-
вать, что вмиг забылись все личные обиды. Нечто похожее
пережили, думаю, и многие в Азербайджане, кто имел
счастье или несчастье работать под началом этого действи-
тельно крупного руководителя. Но не будем кривить душой —
крепко думалось о поломанных карьерах, судьбах и жизнях.
А им, увы, несть числа. Кто подсчитает точно, что осталось
от построенного социализма в результате правления
Г. Алиева и его клана, словно спрут, сдавившего все сферы
жизнедеятельности благодатной и поистине некогда солнеч-
ной республики? Кто-то же должен отвечать за все это —
рано или поздно. 
М.С. Горбачёв начал «копать» под Г.А. Алиева давно. 
И увлеченно занимался этим, даже отправив его на пенсию,
видимо, планировал добить азербайджанского лидера окон-
чательно. «Копаем, — говорит, — и дело вроде образуется по-
чище рашидовского», — свидетельствует А.С. Черняев в
своем «Дневнике помощника президента СССР». Это я к
тому, что позже сам Гейдар Алиевич, а затем и азербайджан-
ская политическая публицистика станут утверждать, мол,
Алиева убрали, чтобы быстро и безболезненно удовлетво-
рить требования армян о присоединении Нагорно-Карабах-
ской автономной области к Армении. Несомненно, присут-
ствие в составе высшего политического руководства Совет-
ского Союза азербайджанского деятеля, кем бы он ни был,
могло вызвать дополнительные коллизии при осуществле-
нии замысла сепаратистов. Только не те люди армянские се-
паратисты, чтобы отказаться от своей цели из-за одного-
единственного азербайджанского деятеля в Москве, даже в
ранге члена Политбюро.
Всю предварительную политическую и организационную
работу по «миацуму» армянские сепаратисты проделали как
раз в годы наибольшего влияния Г.А. Алиева. И он ничем не
обнаружил готовности дать отпор грубо сработанной, длив-
шейся годами политической провокации. Его карьере при-
шел конец, потому что кончилось время тех сил, в связке с
которыми Алиев оказался на вершине власти. 
Настоящие стратеги выигрывают решающие битвы. 
А главное — они умеют предвидеть ожидаемые перемены.
Почерк стратега виден и по тому, какие он предлагает про-
граммы преобразований и пути их реализации. Пробраться
к власти можно с помощью интриг и случайного стечения
обстоятельств. Как ею распорядится политик, на что напра-
вит силы, какие идеи выдвинет, на что потратит драгоценное
время и возможности, предоставленные ему историей, —
вот в чем раскрываются истинные масштабы и талант боль-
шого политика.
Уместно было бы здесь сказать и о том, что в процессе
подготовки отставки в ЦК КПСС приглашались бывшие вто-
рые секретари, работавшие с Г.А. Алиевым в республике:
С.В. Козлов, Ю.Н. Пугачёв, а также некоторые из его сорат-
ников, в том числе и автор этих строк. Аттестуют товарищи
своего лидера, еще входящего в состав Политбюро, стараясь
сохранять объективность. Но куда денешься от,скажем, при-
писок, о которых он,несомненно, знал. Именно приписки
создавали финансовую базу «теневой экономики», разрушая
государственные устои реального социализма. Так что в не-
котором роде Г.А. Алиев являлся хозяином двух республик:
одной конституционной, советской социалистической, а
второй — подпольной, преступной. Руководить таким пре-
ступным симбиозом можно только методами криминального
мира. Отсюда и землячески-клановая система, сформиро-
ванная им и державшаяся, по сути, на воровской круговой
поруке и тщательно разработанном методе доносительства,
слежки, прослушивания, от чего не было застраховано даже
ближайшее окружение.
Г.А. Алиев держит процесс разбирательства под своим
контролем, он обладает достаточной информацией об ито-
гах визитов своих бывших соратников в орготдел, к Е.К. Ли-
гачёву. Не брезгует и давлением на потенциальных недоб-
рожелателей: кого запугивает, кого уговаривает, униженно
просит вспомнить все хорошее.
В один из дней алиевский голос раздался в телефонной
трубке одного из моих давних друзей — человека авторитет-
ного, заслуженного и известного на всю страну: «Скажи Ва-
гифу, чтобы не катил бочку на меня. И без него доброхотов
хватает. Ведь он же молодой, приличный, неиспорченный
человек!» В ответ на напоминание друга, мол, все это так,
но и с Вагифом поступили, мягко говоря, нехорошо, не по-
товарищески. И тут следует ошеломляющий торг: «Напомни,
сколько хорошего я ему сделал. Можно триста просьб вы-
полнить, а однажды отказать. Так и тут — я много доброго
сделал и лишь раз сплоховал. Он должен понять это!»
Дело не только в том, что человек его уровня и, казалось
бы, соответствующего государственного масштаба, считал
возможным вовлекать в свои дрязги людей, далеких от по-
литических игр. Как крупный игрок он выглядел не блестяще
и невольно выдал то, что должен был бы тщательно скры-
вать: он искренне полагал, что власть дает ему право разда-
вать должности, а взамен требовать рабского послушания
и, когда надо, лишать некоторых работы, будущего, а если
понадобится, и жизни!
Он не оставил в моей душе ни капельки того искреннего
восхищения, которое я испытывал много лет назад, с трепе-
том вслушиваясь в его речи о честном, принципиальном слу-
жении народу, родине, социалистическим идеалам.
Вопросник орговики составили так, чтобы избежать всего
личного — только то, что спрашивают тысячи людей, обра-
щаясь в последнюю инстанцию. Я мог смолчать только о
том, чему не был свидетелем. О главном — разлагающем влия-
нии на государственное управление, общество в целом, прак-
тике спецслужб, привнесенной в партийное руководство
республикой, подмене кадровой политики земляческим кла-
ном Г. Алиева — я писал еще Андропову. «Поднимите этот
документ. Я ведь не в качестве жалобы направлял в ЦК КПСС
аналитическую записку, в которой предупреждал о неизбеж-
ности политического кризиса, порожденного, в том числе,
и фактическим самовластием кандидата в члены Политбюро
ЦК КПСС. Люди ведь искренне верят в то, что наступило
время гласности, время перемен…»
М.С. Горбачёв не удостоил брежневского человека чести
быть отставленным с почестями, которые сулит аудиенция
у генсека.
Решение Политбюро в отношении первого зампреда Совета
министров, члена Политбюро ЦК КПСС Гейдара Алирза оглу
Алиева объявил Е.К. Лигачёв: «Руководство партии не считает
целесообразным ваше пребывание на высоких постах». 
Алиевский ответ, что он — рядовой партии и готов вы-
полнить и это ее требование, было встречено с пониманием.
Реакция Е.К. Лигачёва на напоминание о том, что Алиев не
так уж и стар и мог бы быть полезным партии и советскому
государству, не оставляла сомнений: он проиграл. Проиграл
по-крупному. И это только начало падения с властных высот,
до которых ему никогда теперь не добраться. «Пока займи-
тесь здоровьем. Закончим разбираться с некоторыми вопро-
сами, а там видно будет…»
Скорее всего, дальнейшая судьба экс-руководителя Азер-
байджанской ССР, как и судьба самой республики, развива-
лась бы по накатанной схеме, а намек на это содержался в
совете Е.К. Лигачёва, если бы не странная, можно даже ска-
зать — загадочная цепь событий, которыми взорвалось За-
кавказье, а вместе с ним и вся страна.
Это были дни моей подготовки к выезду в Канаду, на дип-
ломатическую практику.
В суматохе предстоящих сборов и оформления загранич-
ного выезда я, честно говоря, не придал особого значения
невнятным слухам о странных петициях из Степанакерта и
Еревана, как и сообщению из Парижа, где академик А. Аган-
бегян вдруг принялся рассуждать о том, что, мол, коль скоро
грядут перемены, можно надеяться и на то, что будет разре-
шен и давний вопрос Карабахской автономии, возвращение
которой в «лоно матери» — Армении — он, известный эко-
номист, ждет не дождется, как и все его соотечественники. 
Подумалось: вроде бы серьезный ученый, давал советы
Брежневу, вырос, можно сказать, в Москве. Ему бы сейчас
засесть со своими коллегами за реформирование экономи-
ческой модели социализма, а он — туда же, вместе с дре-
мучими националистами! 
Попытка разузнать что-либо из бакинских источников не
удалась, знакомцы, отважившиеся поддерживать связь с
опальным экс-секретарем горкома, уклонились от прямого
разговора, да так, словно бы речь шла о закрытой, строго
засекреченной, чуть ли не государственной тайне. Зато в
московских интеллигентских кругах информации о броже-
нии в далеком, затерявшемся где-то в кавказских горах 
Карабахе крутилось столько же, сколько об откровенно се-
паратистском движении в Прибалтике. И эта страусиная
тактика длилась долго. Все встало на места в двадцатых чис-
лах февраля 1988 года, когда радиоголоса передали сообще-
ние о внеочередной сессии областного совета народных де-
путатов НКАО. Поражала осведомленность зарубежных ра-
диостанций, да и некоторых московских СМИ.
Утверждалось, что сессия обсудила вопрос о передаче 
Нагорно-Карабахской автономной области в состав Арме-
нии. Трагикомизм ситуации заключался в том, что в Баку
никто не знал ничего определенного о беспрецедентном со-
бытии. Еще меньше у кого-либо обнаруживалось желание
комментировать происходящее. Мне не составило труда раз-
добыть переписку официального сообщения о сессии област-
ного совета в Москве, кажется, в редакции ТАСС. 
Помнится, меня поразил не факт решимости депутатов
облсовета, посягнувших на святая святых — советское тер-
риториальное устройство, а формулировка документа, ли-
шенного даже подобия обоснования на передел существую-
щих границ. «Идя навстречу пожеланиям трудящихся НКАО,
просить Верховный совет Азербайджанской ССР и Верхов-
ный совет Армянской ССР проявить чувство глубокого по-
нимания чаяний армянского населения Нагорного Карабаха
и решить вопрос о передаче НКАО из состава Азербайджан-
ской ССР в состав Армянской ССР. Одновременно ходатай-
ствовать перед Верховным советом Союза о положительном
решении вопроса о передаче НКАО из состава Азербайджан-
ской ССР в состав Армянской ССР».
Тревожные мои вопросы, обращенные к знакомым в ин-
станции, выявили обескураживающую деталь: в ЦК КПСС,
на нижних этажах аппарата, о происходящих явно неорди-
нарных событиях знали не больше моего. Некоторые надея-
лись выведать подробности у меня. Обнадеживающе про-
звучали заявления о том, что Михаил Сергеевич в курсе, дер-
жит вопрос под личным контролем, уже командировал в Сте-
панакерт и Ереван Разумовского и Демичева (уровень, как
показалось по первым ощущениям, достаточно высокий для
такого общественного взрыва: первый — секретарь ЦК
КПСС, второй — первый заместитель Председателя Прези-
диума Верховного совета СССР. Оба — кандидаты в члены
Политбюро ЦК КПСС).
Я еще не знаю, что это ощущение беды так и останется
со мной. Станет частью моей жизни, и не только моей —
каждого, родившегося азербайджанцем.
Но вот и «тассовка» — информационное сообщение о со-
стоявшемся активе в Степанакерте с участием высокопостав-
ленных посланцев высшей инстанции Советского Союза.
Трудно обнаружить в скупых строках официального сообще-
ния, как и в тексте доклада, с которым выступил на собрании
Г.П. Разумовский (я его тоже раздобыл), свидетельства чего-
то чрезвычайного, угрозы существующему порядку. Как все-
гда, воздается должное самоотверженным усилиям трудя-
щихся, добивающихся выполнения плана пятилетки, выра-
жена уверенность в преданности интернациональным тра-
дициям, социалистическим идеалам, характерным для боль-
шой семьи советских народов. Но есть и некие негативные
влияния. Я въедливо вчитываюсь в эту часть доклада: «В адрес
ЦК КПСС, Президиума Верховного совета СССР и других
центральных органов стали в последнее время поступать
письма и заявления о присоединении НКАО к Армении.
Имеют место также выступления в самом Нагорном Кара-
бахе, в которых выдвигаются те же требования».
Мне, многократно составлявшему официальные тексты,
редактировавшему сообщения о критических событиях, не-
трудно прочесть многое из того, что притаилось меж ровных
строк, выглаженных утюгом многоступенчатой цензуры, меж
тщательно взвешенными оценками и суждениями...
Об их противоречивой миссии, как и о пребывании в
Ереване А.Н. Яковлева, позже написано и сказано будет не-
мало. Все они, как и большая группа работников ЦК КПСС,
в пожарном порядке брошены в объятый пламенем сепара-
тизма край, причем без предметного видения проблемы, до-
статочной информации и знаний истории вопроса, без ка-
ких-либо полномочий.
Позже Г.П. Разумовский признавался, что в их задачу вхо-
дило «выяснить на месте обстановку, глубину конфликта и
тактическими мерами повлиять на улаживание ситуации»
(«Из-за НКАО меня часто критиковали в Азербайджане»)...
Единственным практическим результатом пребывания по-
сланцев Москвы явилось освобождение от должности первого
секретаря Нагорно-Карабахского обкома Б.С. Кеворкова, воз-
главлявшего партийную организацию 14 лет кряду, порядком
уставшего от сепаратистских интриг и не скрывавшего, что
окончательно потерял контроль над ситуацией в области.
Побывавшие в НКАО и Ереване партийные работники
были просто напуганы размахом, организованностью акций
и агрессивностью митингующих. «В один из моментов бушую-
щая толпа в Степанакерте окружила машину с гостями, оглу-
шив криками «Карабах!» — вспоминал позже Разумовский.
В те же дни мне удалось ознакомиться с другим докумен-
том, к которому Г.П. Разумовский и П.Н. Демичев апеллиро-
вали как к программному, называя его то постановлением
ЦК КПСС, то постановлением Политбюро ЦК КПСС. Как
оказалось, он поступил в Степанакертский обком, фактиче-
ски минуя ЦК Компартии Азербайджана (беспрецедентный
случай в практике КПСС!), к тому же под грифом «Совер-
шенно секретно». 
Работники аппарата, снабдившие меня информацией об
этой первой реакции высшего политического органа СССР
на беспрецедентный вызов о пересмотре существующих гра-
ниц, не без горечи подчеркивали, что секретный документ
можно было видеть в руках участников актива, в то время
как группа консультантов, прибывшая умиротворять взбун-
товавшееся население, им не располагала.
Наспех составленный документ, скорее, записка, чем ре-
шение (тем паче — постановление), сообщал о необходимо-
сти налаживания назревших социально-экономических про-
блем автономной области, содержал ряд рекомендаций по
гармонизации национальных отношений, дальнейшему со-
вершенствованию национально-культурной автономии.
Эти установочные положения получили конкретное раз-
витие в заверениях Г.П. Разумовского о том, что «Прави-
тельство СССР готово рассмотреть предложения по вопро-
сам социально-экономического и культурного развития обла-
сти»3. И это притом, что те, к кому были обращены обещания
Разумовского, не скрывали, что ждут от Москвы нечто боль-
шего — Нагорного Карабаха. И без всяких экивоков.
Бросались в глаза непоследовательность, противоречи-
вость предпринятых мер. С одной стороны, призывы к глас-
ности, демократизации, которыми ловко прикрылись сепа-
ратисты, с другой — секретное решение Политбюро, факти-
чески в обход Азербайджана. С одной стороны, очевидные
признаки сепаратизма, с другой — долгое молчание СМИ и
политического руководства страны.
Тогда объяснение этим двусмысленностям виделось в
инерции мышления. Главное ощущение тех первых дней
кризиса, обжегшего душу каждого из нас, — неготовность,
точнее, абсолютная беспомощность перед фактом наглого,
беспрецедентного вызова. Каюсь, я, как и многие, еще по-
лагал, что время совместной жизни под лозунгами интерна-
ционализма продолжится, что свирепствующая на площадях
Степанакерта и Еревана националистическая вакханалия —
это лишь часть населения. Есть партийная организация, ком-
сомол, наконец, вспомнились быстрые, реактивные на вся-
кого рода патриотические почины карабахские комсо-
мольцы. 
Роберт Хачатурян, один из них, первый секретарь област-
ной комсомольской организации — умный, грамотный, вни-
мательный к людям. Наконец, есть спецслужбы. Кстати, в
НКАО руководителем отделения КГБ был Жора Септа —
воспитанник комсомола республики, бакинец. Возможно, в
сознании людей произошел сбой. Должно утихнуть. А как
же иначе? В Москве, судя по всему, рассчитывают обуздать
разгул сепаратистских страстей бюджетными вливаниями,
сменой правящих фигур, объясняя все происходящее дей-
ствиями отдельных безответственных лиц.
Баку хранит молчание, свидетельствующее не столько о
политической выдержке, сколько о психологическом
стрессе.
…И тут раздался вопль Сумгаита, заставивший содрог-
нуться всю страну. Официальной точке зрения никто в Москве
не верит, потому что события комментировались множеством
«очевидцев», заполнивших государственные органы, редак-
ции газет и телевидение. Ужасы неописуемого насилия, по-
добно тайфуну, захлестнувшего весь Сумгаит (город молодежи
— Комсомольск на Каспии!), подтверждаются письмами, за-
метками, сообщениями добровольных корреспондентов, вы-
сыпавших невесть откуда на головы руководителей СМИ. 
По рукам гуляет телесюжет, снятый французскими жур-
налистами (так уверяют все: и кто смотрел ленту, и кто слы-
шал о ней краем уха ) — на кадрах хулиганье, играющее в
футбол человеческими головами. «Когда, кто и каким обра-
зом среди разбушевавшейся толпы запечатлел кошмарную
сцену?» — проносится в те часы в голове… Не дает покоя
мысль о невозможности и нереальности такого, и ощущение
того, что слово уже произнесено, а от его обвинительного
заряда никуда не уйти, не скрыться, не спрятаться, как от
стилета, мрачно сверкнувшего в руках проходимца, перего-
родившего путь на узкой ночной тропе.
В эти минуты, когда я вновь и вновь возвращаюсь к жут-
ким дням степанакертского бунта, на который эхом отозва-
лась бессмысленная стихия улиц Сумгаита, на канале «Euro-
news» мелькают кадры видеоленты из далекой, залитой кро-
вью Сирии. Обгорелые развалины того, что еще недавно
было людским жилищем, чьи-то тени на чудом уцелевшем
балконе, чьи-то тела выбрасываются на пепелища города,
по улицам которого бегают боевики с автоматами. Ведущий
поясняет, что сюжет снят в развороченном войной Хомсе.
Поди узнай, сидя в Москве, Хомс ли это, кадры ли, засня-
тые в объятом войной Бейруте, сирийские ли оппозицио-
неры обстреливают мирных граждан или боевики «Аль-
Каиды»… После опыта Карабахской войны я ничему не удив-
ляюсь. И хорошо понимаю, какие силы пронеслись по Ли-
вии, ворвались в города Сирии, а там, глядишь, возникнут в
Иране и далее, в странах, включенных в очередной геопо-
литический проект США. Сейчас на эту тему выстроит де-
сятки версий любой среднестатистический обыватель — что
на Южном Кавказе, что в России. 
Тогда, в 1988-м, весь Союз воспринимает происходящее
в Ереване и Степанакерте как исключительное волеизъяв-
ление масс, подключение людских толпищ к процессу демо-
кратизации, реализуемому молодым, энергичным генсеком.
Долгожданным…
А Сумгаит что? Это ответ варваров, твердят хором ар-
мянские агитаторы. Интриги советских консерваторов,
управляемых вездесущим КГБ, намекают «Голоса». И в это
охотно верят, потому что среднестатистический советский
обыватель представить себе не может, что давно является
мишенью политических и информационных технологий.
Проще говоря, и армянами, и азербайджанцами манипули-
руют силы, неподконтрольные ни КГБ, ни Политбюро, ни
победоносной Советской армии.
И опять — сбивчивая, неопределенная информация из
Баку. Растерянность собеседников, которая, тем более, сму-
щает, что разговоры с некоторыми московскими журнали-
стами не приносят облегчения. Хуже того, тема эта становится
единственной и главной, которая возникает при первом зна-
комстве, при первом упоминании Баку, Азербайджана.
Вся информация о событиях рассыпается слухами, и нет
им преграды в виде твердого, непоколебимого, правдивого
государственного слова.
Тремя суровыми испытаниями тестировала новую власть
в Кремле история. Чернобыль (апрель 1986 года), первая
кровь перестройки — декабрьские волнения молодежи в
Алма-Ате, недовольной снятием первого секретаря ЦК 
Д.А. Кунаева и заменой его «варягом» Г.В. Колбиным по «ре-
комендации» московского Политбюро и, как следствие, при-
менение силы, приведшей к кровопролитию, карабахский
взрыв (февраль 1988 года) и Сумгаит (последний день фев-
раля 1988 года). 
И каждый раз события заставали партийно-государствен-
ные службы врасплох. М.С. Горбачёв вскоре признается: «Мы
не успели… Счет шел на часы…». Генсеку верят — такой не
может обманывать. Скрыли от генсека информацию. То же —
в кабинетах: «Михаил Сергеевич работает вплотную. Разбе-
ремся. Соответствующие указания уже даны всем структурам,
ответственным за порядок. Надо, однако, признать: сплохо-
вало азербайджанское руководство. Прежде всего — партий-
ное. Что тут говорить: алиевское наследие…»
И никто не задается уже вопросом: а как же Армения?
Там же все началось. В Ереване ведь сидел К.С. Демирчян —
умный, ответственный товарищ. Ответ: «Тоже хорош… За-
сиделись...» 
Вот и вся аналитика…
При слове «Сумгаит» не раз еще мне вспомнится тот раз-
говор с Г. Алиевым по поводу Дж. Муслим-заде: «Раз ты на-
стаиваешь…» Настаивал не я — друзья, товарищи, которым
я доверял и имел на то право. Но что от того? Пройдет еще
какое-то время, и расследования установят нечто неверо-
ятное, не укладывающееся в представление об ответствен-
ности руководителя и гражданина: наш протеже — первый
секретарь Сумгаитского горкома партии Джангир Муслим-
заде в канун событий выехал в Подмосковье на отдых (?!). 
И первый секретарь ЦК компартии Азербайджана К.М. Ба-
гиров «благословил» выезд. «Он, как и некоторые другие
члены Бюро, вел переговоры относительно своих полити-
ческих перспектив в связи с ожидаемым смещением К.М.Ба-
гирова», — сообщают из Баку. До того Дж. Муслим-заде вы-
ступал на пленуме горкома партии, рассмотревшем во-
просы партийного руководства перестройкой, затем состо-
ялся Пленум ЦК компартии Азербайджана с той же пове-
сткой дня. 
Ни в докладе Багирова, ни в выступлениях Кеворкова,
Муслим-заде нет ни намека на обращения «трудящихся»
НКАО в союзные организации относительно присоедине-
ния области к Армении. А ведь именно в эти дни шел сбор
подписей, готовились петиции, направлялись «делегации»
в Москву. Наконец, уже прозвучало провокационное завле-
ние Аганбегяна — никакой реакции! 
Главной бедой, катастрофической ошибкой всех, кто оли-
цетворял политическую систему Союза (себя я никоим об-
разом не отделяю, хотя в масштабах державы являлся микро-
скопической величиной), явилось то, что все, словно по
команде, забыли, видимо, о войне, которая велась десяти-
летиями, о противнике — супердержаве, превосходившей
СССР практически по всем компонентам, образующим во-
енно-политическую мощь, за исключением ядерного щита.
Возможно, безмятежная жизнь за непроницаемой броней
этого щита и убаюкала всех нас. И мы прозевали финал, за-
вершающий удар Третьей мировой войны? 
Или нас искусно убедили, что нет никакой смертельной
схватки, что мы просто вступили на путь реформы, а заду-
манные преобразования в огромной стране с тоталитарной
психологией и ортодоксальным коммунистическим мышле-
нием не могут быть безболезненными. Год-два, и все пройдет,
установится демократия нового типа — советская по форме
и американская по содержанию.
В данном случае я пока не ставлю вопрос о том, кто мог
внушить нам этот чистейшей воды бред. Не об этом речь. 
Я пытаюсь ответить на вопрос, почему мы все в это поверили? 
Причин много, а главная та, в которой никто не хотел
признаваться: мы, сидевшие на всех этажах политической
системы, не были политиками в обычном смысле этого по-
нятия. Политические вопросы жизнедеятельности СССР,
его взаимоотношений с внешним миром, проблемы войны
и мира, совершенствования политической системы и ее под-
систем, государственного устройства, а в связи с этим —
борьба точек зрения, платформ, программ и проч. являлись
прерогативой узкой страты, политического руководства Со-
ветского Союза. Все остальные — от партийных деятелей до
руководителей министерств, республик, городов, регионов
являлись исполнителями директив, разработанных в Центре
и спускаемых регулярно вниз. Мы, скорее, были политиче-
скими организаторами директивного толка и действовали в
соответствии со своими талантами и опытом. Говорю об
этом вовсе не в оправдание медлительности действий со-
ветского руководства или ошибок, допущенных на местах, в
частности, в Баку и Сумгаите…
На тот момент мне хотелось понять логику действий рес-
публиканского руководства. И хотя я давно отдалился — и
политически, и географически — от Баку, информация о на-
строениях в Азербайджане, передвижениях в руководстве
поступала по разным каналам. Ни для меня, ни для тех, кто,
так или иначе, был причастен к азербайджанским делам, не
было секретом, что ряд лиц за спиной обреченного на не-
медленный уход К.М. Багирова вовсю раскручивали собст-
венную кампанию для того, чтобы занять его место. 
Упершись взглядом в сокровенное кресло, они не придали
должного значения карабахскому взрыву, оказались не в со-
стоянии оценить надвигающуюся угрозу и ее возможные ка-
тастрофические последствия для республики. Более того, в
заговоре сепаратистов и связанных с ним межнациональных
стычках некоторые увидели шанс занять освобождающееся
кресло Первого. Увы…
В политическом руководстве Азербайджана были убеж-
дены в кратковременном характере горбачевского курса,
принимали его призывы и кадровые обновления как тради-
ционные, едва ли не ритуальные действия. Многие искренне
верили, что бывший босс действительно отправлен на за-
служенный отдых, мол, отдохнет малость, а там вновь будет
востребован партией и государством. Наиболее рьяные сто-
ронники, родичи и близкие к семье выдвиженцы распро-
странили слухи о том, что в Политбюро всерьез задумы-
ваются над тем, чтобы вернуть Гейдара Алиевича в прежнем
качестве. Мол, нет достойной замены.
Однако не бывает дыма без огня. «Дым» заключался в
том, что экс-первый и сам вполне помышлял о том, чтобы
вернуться на свое место. Бывшее, которое в данном случае
считалось живым, ибо Кямран Багиров оставался еще в долж-
ности первого секретаря ЦК Компартии. Ему передали даже
намерение бывшего шефа. Он не смел перечить. Да только
в ЦК КПСС никто не поддержал. Но члены руководящей
группы, каждый в отдельности, полагали, что достаточно
немного усилий, и взор нового генсека остановится на нем
одном, наиболее подходящем претенденте на высшую
власть. Этим, собственно, и была вызвана энергичная дея-
тельность «грузинского клана», имевшего наибольшее влия-
ние в Бюро и на управленческие структуры. К нему примыкал
и Дж. Муслим-заде, лоббируя холодной зимой 1988 года
собственные интересы и интересы расположившихся на са-
мом верху руководящих структур своих земляков: предсов-
мина Т.Н. Сеидова, секретаря ЦК Г.А. Гасанова. 
Внешне эта тройка вполне подходила для формирования
ядра нового руководства. Достаточно было предсовмина пе-
редвинуть в кресло первого секретаря ЦК, что являлось при-
вычным кадровым решением, как секретарь по идеологии с
образованием и опытом строителя едва ли не механически
мог возглавить правительство, а бывший комсомольский во-
жак, руководивший Сумгаитом, логично и обоснованно ста-
новился главным идеологом, идя по проторенной стезе Кям-
рана Мамедовича.
Шансы вроде бы имелись, причем немалые, да только не
учли решающего фактора — мнения нового генсека. Верить
в ожидаемые всем обществом перемены можно, но лишь от-
казавшись от старого багажа, всего того, что связано с про-
шлым.
Чтобы подобрать нового руководителя для бурлящего
Азербайджана, М.С. Горбачёву вовсе не нужно было вгляды-
ваться в биографические справки алиевских соратников. 
В годы, когда комсомольские вожаки Миша Горбачев в Став-
рополе, Егор Лигачёв в Сибири, Эдик Шеварднадзе в Грузии
мечтали о будущих свершениях, у них был свой фаворит —
речистый, энергичный и по-настоящему демократичный,
каким и должен быть истинный лидер молодежи, секретарь
ЦК ВЛКСМ Рахман Везиров.

Вагиф Гусейнов, “Больше, чем одна жизнь”