Геннадий Дубовой: Де-юре мы Украина, де-факто - Россия

Взгляд из ДНР на будущее народных республик Донбасса и проекта Новороссия

Геннадия Дубового называют легендарным военкором, и здесь нет даже намека на пафос. Геннадий, воевавший в подразделении Моторолы, затем перешедший в батальон «Викинг», — летописец войны в Донбассе и идеолог Новороссии. Но слово «военкор» не совсем подходит Геннадию — скорее, боец с фотоаппаратом, с позывным Корреспондент. В эксклюзивном интервью «Русской планете» Дубовой поделился своим взглядом на будущее Донбасса, его актуальные проблемы и пути их решения.

—Геннадий, вы только что приехали из Донецка, расскажите, что там происходит, какие настроения у ополчения, мирных жителей?

—Происходит перемирие. Затяжная пауза, ожидание истечения срока Минских соглашений. На фронте ничего практически не происходит, за исключением мелких стычек, и говорить здесь пока не о чем. Если говорить о настроении мирных граждан, они ждут по большому счету только одного: когда же будет проведен референдум о включении данных территорий в состав РФ. При этом большинство понимают, что это включение не произойдет сразу, это только один из юридических моментов, которые надо зафиксировать для мировой общественности, чтобы это включение произошло скорее. Вот такие настроения. Что люди мечтают вернуться назад на Украину — этого нет, что бы об этом ни писала украинская сторона. Да, возвращаются очень многие украинские чиновники, силовики, пытаются встроиться и часто встраиваются в структуры ДНР и ЛНР, но никакой роли там не играют, их четко держат под контролем. В политическом плане ситуация структурирована однозначно. Де-юре мы Украина, де-факто мы Россия.

—Не так давно был проведен опрос, согласно которому большинство жителей России не видят Донбасс в составе РФ. Как вы думаете, изменение такой позиции — это вопрос времени?

—Я думаю, это вопрос ситуации, вопрос изменившихся условий. Представьте, что если бы провели подобного рода опрос до начала активных событий в Крыму, что сказали бы люди? Для большинства из них это была на самом деле территория Украины, и только взрывная ситуация, необходимость помочь своим, русским людям кардинально изменила все на ментальном, социальном, политическом уровне. То же самое и здесь. Люди устали от войны, потом пропагандистская машина изменила всю подачу материалов, все переключились на Сирию, на другие проблемы. Для рядового обывателя проблема Новороссии даже не перестала быть значимой, она стала ускользающе малой на фоне иных проблем. Как только снова высветится эта фигура — Новороссия, люди изменят свое мнение, я более чем уверен в этом.

—Вы написали пост о том, что война закончилась, вы воевали за восстановление и укрепление неорабовладельческой олигархо-паразитарной системы, что вас использовали... Разъясните вашу позицию.

—Разъясняю. Для человека, который воевал за огромный проект, за величие и восстановление Русского мира, столь резкая остановка негативно сказывается в эмоциональном плане. Я просто отразил восприятие большинства тех, кто воевал, кто встал на защиту Русского мира. Ну, говорят, подождите, а может быть, ждать придется очень долго, неизвестно сколько, может быть, десятилетия, если не больше. Сейчас включен алгоритм мирной трансформации Украины изнутри. На это могут уйти годы и годы. Что касается неорабовладельческой системы, речь идет о том, что у нас сейчас в республиках двойное налогообложение, в экономическом плане мало что поменялось, мы, как и Приднестровье, которое экономически встроено в Молдову, экономически встроены в Украину. Начинается обратная связь, все эти коррупционные украинские схемы проявляются изнутри в республиках. Как говорят наши руководители: «Покажите, где у нас олигархи, мы же всех уничтожили». Но это же лукавство, карабасы-барабасы стоят за ширмой и продолжают дергать за веревочки. У них уже не та сила, не та собственность, но они пока остаются. То есть экономическая модель, а следовательно, и социальная никак не изменились по сути: все те же владельцы всего и всех и та же масса, не имеющая никаких перспектив. Как решить эту ситуацию? Либо полностью встроиться в Россию, на всех уровнях — это очень долгий, поэтапный процесс, здесь много недостатков, но по крайней мере это открывает перспективы простым гражданам, потому что Россия — страна огромных возможностей. Либо тот вариант, который замышлялся изначально: Новороссия как некая площадка для социально-экономических экспериментов, креативная лаборатория, где мы вырабатываем новые идеи жизнеустройства, где у каждого гражданина есть возможность самореализации. В данный момент этого нет, все остается по-прежнему, поэтому можно сказать, что мы воевали за эту олигархическую систему. Но это на данном этапе. Процессы не останавливаются, и слава богу, сейчас много чего позитивного происходит в республиках, и я это знаю точно. Сейчас пошли инвестиции от русского бизнеса. Государственная помощь Российской Федерации распространяется целевым образом. И никто не смеет ее тронуть, потому что за этим следят. И все старые использовавшиеся регионалами коррупционные схемы вывода денег ломаются, пресекаются. Ничего этого не будет.

—Вы сказали, что пошли инвестиции. С чем это связано — с перемирием, или есть какая-то директива сверху, или русский бизнес действительно видит перспективы в Донбассе?

—Это живая экономическая и социальная саморегуляция, потому что мы де-факто часть России, валюта у нас рубль, весь продуктовый набор, гуманитарная помощь российские, это влияет на то, как выстраиваются экономические структуры. Энергетика и некоторые крупные объекты промышленности находятся под украинскими олигархами, все остальное должно встраиваться в Россию, иначе простое население просто не выживет. Если у руля ставить тех же чиновников-распределителей, вскормленных регионалами, старой украинской властью, все эти средства будут распределены по собственным карманам. А республика превратится в бантустан, и в Москве это четко понимают. И на частном уровне люди, которые инвестируют в республики, разумеется, будут четко это контролировать.

—Все-таки закончилась война или не закончилась?

—По большому счету нет, конечно. Судите сами, в скором времени истекает срок Минских соглашений, что дальше? Либо они пролонгируются на следующий год, либо еще на годы. А в Минских соглашениях есть один пунктик, камень преткновения, совершенно для Украины неприемлемый: все реализуется только с согласия республик. И если какой-то нюанс республики не устраивает, тогда все блокируется. Если устраивает, то республики смогут так моделировать ситуацию, что Украина никогда этого не примет. Тогда придется нам давать реальную автономию. Что такое реальная автономия — это реальная экономическая, а вслед за ней политическая независимость, когда мы можем провести референдум о присоединении к России. А самое главное следствие — автономии потребуют области Украины, неважно, кто ими управляет, Коломойский или кто-то еще. Им это реально выгодно. Чем больше независимости от центра, тем меньше контроля, тем больше власти у олигархата и его ставленников. Начинается процесс неизбежного распада страны, и там это прекрасно понимают. Американские кураторы не хотят терять этот дивный плацдарм, с которого можно Россию контролировать до бесконечности. Итак, всегда все должно происходить с согласия республик, будут выдвигаться условия, выгодные нам и не выгодные им, и в какой-то момент произойдет столкновение. Тогда они попытаются опрокинуть нас военным путем. Не знаю, в какие сроки, но такой вариант нельзя исключать.

—В случае такого негативного сценария смогут ли народные республики дать ответ Киеву на его агрессию? Не потерян ли боевой дух?

—Это чисто риторический вопрос — конечно, смогут. А боевой дух — это такая вещь... Сейчас у нас уже не ополчение, а армия. Но армия без боя — это просто толпа людей в камуфляже и с оружием, потому что человек, подразделение определяется в бою. Мы хорошо знаем, что самые неадекватные армии — это кадровые армии мирного времени, которые в процессе войны на 90% процентов обновляются. Проблема сегодняшних армий Донецкой и Луганской Народных Республик в том, что они на 80% состоят из людей, которые пришли в период перемирия и никогда реальных боев не видели. Никакое обучение не заменит реального боя. Другая проблема, что большинство людей пришли за зарплатой, только для того, чтобы устроиться на работу, учитывая сложную экономическую ситуацию в республиках.

—Куда же делись другие добровольцы — вернулись в Россию, стали заниматься мирными делами? Или, может быть, отправились в Сирию, согласно слухам?

—Из Донбасса в Сирию едут единицы. Есть такие случаи, и это в основном те, кто приехал в качестве добровольцев из России. Местным незачем туда ехать, это не наша война. Если меня туда отправят в качестве военкора — это одно дело, но воевать туда я не поеду, потому что по большому счету это не моя война. Это большая корпоративная бизнес-война. И геополитика, само собой. Там должны участвовать регуляры, высокоточное орудие и ЧВК. Добровольцам там делать нечего. И кто о них потом позаботится? У нас сколько брошенных, забытых добровольцев, местных в том числе, которые никак не могут получить компенсации, выбить помощь по ранению. Что будет с теми ребятами — сами они никому не будут нужны, если вообще вернутся. Добровольцы из России возвращаются назад, потому что они не получили желаемого, нет большой войны за большой проект и нет социальных изменений. Я много раз говорил о том, что у тех, кто ехал из России к нам воевать, было два главных мотива: это новая модель жизнеустройства, которая стала бы потом образцом для России и наиболее эффективные ее элементы адаптировались бы, преображая саму Россию, и второе — наконец-то нам выпал шанс восстановить Россию в ее цивилизационных границах. Ни того, ни другого нет, что теперь делать добровольцу — в казарме сидеть или строем в столовую ходить? Остался небольшой процент тех, кто заключил контракт и по его истечении, скорее всего, уедет. Есть те, кто осел в Новороссии, многие женились, обзавелись семьями, процесс интеграции идет и на этом уровне. А все остальные ждут войны.

—Вы же не только боец, но и военкор, чем заняться во время перемирия военкору?

—У меня накопилось столько материала, которым не мог заняться во время боевых действий. Работы много. Я так полагаю, что если затянется этот момент перемирия, я как раз разберусь со всем, что накопилось. А там и новая война начнется (смеется).

—Вы рассказывали, что до войны занимались пиаром, политтехнологиями. Как вам этот опыт пригодился в работе военкором?

—Да, наверное, никак не пригодился. Косвенно, опосредованно все пригождается. Но в прямом смысле — нет, я никого не пиарил, никому никаких проектов не выстраивал.

—Речь не столько о пиаре. Мне кажется, вы один из идеологов Новороссии.

—Постоянно об этом спрашивают. Дело в том, что я намеренно от этих моментов уходил, чтобы не казаться идеологом, тем не менее меня именно так и воспринимают, особенно украинцы. «Русский наемник пропагандист-журналист призывает убивать украинских журналистов!» — именно в таком ключе это все подается с их стороны. Никого я не призывал убивать. А что касается проекта Новороссия, проекта республик, Большого Русского мира на территории бывшей Украины, то у нашего агентства социально- политического моделирования «Вэйс-Украина» (сейчас «Вэйс-Новороссия») есть соответствующие наработки, программа социально-экономических преобразований, которая просто никому не нужна. Этим занимаются другие люди. Конечно, можно себя попиарить: мы предложили, а руководство республик отвергло или приняло, а ничего не делается, но мне это неинтересно. У меня сейчас задача реализовать проект, договоренность о котором есть с одним издательством, и осветить все, что было не освещено. Если говорить об идеологии, я ее показываю вживую, через живую ситуацию, через лица, через истории. И стараюсь структурировать материал, чтобы в каждой истории был заложен идеологический момент, чтобы это была не просто зарисовка, очерк или аналитика, а чтобы в скрытом виде содержалась программа действий для читателя. На таком уровне да, в политтехнологическом плане нет — пусть этим занимаются другие.

—Прошел уже почти год после выборов глав республик, Народного совета, сохраняется ли уровень поддержки власти?

—В целом да. Я не играю сейчас на руку власти. Всегда есть недовольные, но суть в качестве недовольства, в глубинности мнения людей. Наше агентство занимается тем, что проводит опросы общественного мнения методом косвенного интервью. Такие опросы ведутся регулярно с разными категориями людей, но данные всегда показывают, что есть максимум 2%, которые еще согласны с тем, что можно жить в составе Украины. А недовольство в чем — маленькие зарплаты, маленькие пенсии, где-то кому-то не помогли, с кем-то какой-то чиновник не встретился. Это такое мелкое повседневное недовольство, которое есть всегда и везде в любой стране, в любом обществе, оно не носит решающего характера. В какой-то тестовой ситуации люди будут на нашей стороне. Недовольства произошедшими изменениями, тем, что возникла республика как прообраз Большого Русского мира, нет.

—А что касается оппозиционных сил?

—Мы находится в ситуации военного времени, по сути, в ситуации войны. Когда государство находится в состоянии войны, о каких-то оппозиционных движениях не может быть и речи. Часто вот такие моменты экономического, бытового недовольства используются в политике. Это происходит повсеместно. Но организованных политических оппозиционных движений нет, нет достаточного количества людей, чтобы создать базу для этих движений. Во-вторых, все понимают, что идет война. И сейчас выражать недовольство, бунтовать означает проиграть. Это поняли все обыватели.

—Вы затронули социальные проблемы, с которыми сталкиваются сегодня добровольцы. Какой механизм можно придумать, чтобы помочь им, — понятно, что постов в Facebook с просьбами о помощи явно недостаточно.

—Выход может быть только один: нормальное государственное устройство. Вот и все. Работающая экономика, соответствующий бюджет. Есть структуры, которые этим занимаются на государственном уровне при соответствующем контроле. Чтобы не было такого, что людям, получившим тяжелейшие ранения, выдавались спустя год какие-то копейки, которых даже на сигареты не хватает. Поэтапно всем выдать компенсации, создать медицинские структуры, чтобы всех нуждающихся протезировать, дать реабилитацию — все это сейчас уже возможно. Проблема в организации, и это должно быть именно на государственном уровне. Никакие общественные организации с этим не справятся, спасибо всем ребятам-гуманитарщикам, всем общественным организациям, кто этим занимается, но это только подпорка. А то, о чем речь, — это масштабная государственная задача на десятилетия. На уровне правительства должно быть четко принято соответствующее решение, и когда оно будет принято, люди снизу уже самоорганизуются.

—Какова ситуация со СМИ? Cейчас уже появились государственные информагентства, появляются и надстроечные издания, такие, как «Афиша Новороссии». Какие издания и СМИ нужны сейчас Донбассу?

—Я когда-то сделал газету «Голос народа — голос республики», которая замышлялась как проект с обратной связью. Мы хотели создать сетевой проект: люди на местах постоянно нас обо всем информируют, по рубрикам — экономика, настроения в обществе, криминальная составляющая и так далее. Газета планировалась как подписное издание с минимальными деньгами, покрывающее практически всю республику. Мы быстро оформляем материалы в статьи, происходит такое мгновенное сканирование информации. Газета планировалась ежедневная, а выжимка ложится на стол руководству республики, в Министерство экономики, Министерство информации. Я ушел на фронт, газету зарубили и стали делать обыкновенную бюрократическую байду. То, что сейчас делается на государственном уровне, мне не нравится, потому что ничем отличается от того, что было раньше. СМИ не доносят точку зрения граждан до руководства, не обеспечивают обратную связь. Дело еще в том, что одни журналисты уехали, другие по тем или иным причинам перестали ими быть. Очень мало осталось профессионалов. Все это настолько серо и убого и, как бы это ни замышлялось, получается таким образом. В информационном плане пока что все очень плохо. Даже не то что плохо, вообще никак. Но это вопрос времени.

—Вы затронули проблему нехватки кадров. Действительно ли возвращаются сейчас люди в республики? Есть ли конфликт между теми, кто сейчас возвращается, и теми, кто никуда не уезжал?

—Да, возвращаются, но это не значит, что возвращаются профессионалы. Все помнят старую украинскую власть и ее методы отбора. Базовая причина этой войны — это не нацисты пресловутые, а тотальная неэффективность власти. Ее унаследовали именно регионалы, именно ставленниками регионалов забито все сейчас в Донецке, и вот они снова возвращаются. У них в голове других схем управленческих нет, они будут править точно так же: либо тупо исполняя указания хозяина, либо коррумпированно. То, что они возвращаются, не радует, это печально. Более того, только у людей появились какие-то социальные лифты, как возвращаются прежние «одобрямсы» и все перекрывают. Это приведет к внутренней гражданской войне. Я вообще считаю, что тех, кто был на территории Украины во время боевых действий, вообще нельзя пускать, это откровенные враги.

—Но люди же видят перспективы жизни в Донбассе?

—На данный момент люди видят одну перспективу — вхождение в состав РФ. Потому что все эти накопившиеся проблемы в рамках ОРДиЛОСОСа (отдельные районы Донецкой и Луганской областей с особым статусом) невозможно решить. Это надо как минимум либо две области отвоевать — и тогда можно будет моделировать реальное государство, либо строить большую Новороссию, но это проект закрыт надолго, либо входить в состав Российской Федерации, чтобы выжить сейчас.

—Какая главная идея сегодня, которая позволяет республикам двигаться дальше? Это уже не Новороссия?

—Сейчас уже нет. Воссоединение с Россией. Мы русские, мы не получили того, что хотели, тех социально-экономических преобразований, но, бога ради, давайте мы будем жить с Россией. Потому что проблемы, существующие в России, совершенно ничто по сравнению с теми проблемами, которые накопились сейчас в республиках.

—А для себя какой идеальный вариант развития событий вы видите? Расширение ДНР и ЛНР или воссоединение с Россией?

—Это варианты взаимодополняющие. Для тех, кто стал воевать за Русский мир, алгоритм следующий: мы отвоевываем хотя бы две области, затем отвоевываем Новороссию. Или есть алгоритм, который сейчас действует: мы преобразуем Украину изнутри, это очень долгий, поэтапный процесс, но самое главное — большая часть Украины становится русской, при этом Западная Украина остается. Я не знаю, сколько на это понадобится времени, это очень долгие сроки. Да, внутреннее преобразование Украины невозможно, если ЛНР и ЛНР войдут в состав России, для этого мы сейчас и используемся. Я говорю о том, что, если руководство России решит сохранить государство Украина, у нас другого пути не останется, кроме как воссоединение с Россией, чтобы сохранить хотя бы эти два клочочка. Иначе нам не выжить. Чтобы там ни говорили, это самообман, нет потенциала развития у этого огрызка. Может сработать любой проект в зависимости от изменившейся политической, экономической ситуации и в зависимости от того решения, которое будет принято в Кремле. Все может измениться в любой момент на самом деле.

rusplt.ru